Паоло Кондо - Тотти. Император Рима

– Целых пятьдесят минут добирался, – заметил Вито.

Я вошел в раздевалку последним, и тут же хлопнула пробка из бутылки шампанского. Не первой уже бутылки, насколько я мог судить по обстановке.

Меня тут же увлек вихрь песен и плясок, тостов со всеми, и, как и все, я был ошеломлен, увидев Накату, который в обстановке этого безграничного хаоса сидел в уголке и читал книгу. Марсианин. Я был уверен, что в раздевалке будут фрукты и шоколад, но к моему приходу уже все съели. И на третьем глотке шампанского я почувствовал себя нехорошо. Мне, непьющему, шампанское натощак пойти впрок не могло. Раздевалка заполнилась журналистами и телевизионщиками, все умоляли об интервью, Монтелла был нарасхват до тех пор, пока не пришел Франко Сенси, и тогда все попросили уважить и пропустить его. Я обнял и поцеловал его дочь Розеллу, с которой мы дружили, махнул всем рукой, и мы хором затянули песню в честь президента. И мне было ужасно приятно смотреть, на что способны люди, когда эйфория отпускает их внутренние тормоза. В раздевалку заглянул Буффон, и я, едва завидев Джиджи, пригласил его выпить.

– Президент, задержите его здесь, не выпускайте его с «Олимпико», – крикнул я Сенси. Но тут же прикусил язык, потому что понял, что присутствующему здесь же Антоньоли такая шутка могла показаться не очень смешной. Но потом, с глазу на глаз, повторил президенту, что, если действовать быстро, такой трансфер мог бы осуществиться. Трудность была в том, что тем же летом «Ювентус» продал Зидана в Мадрид, и первым, на кого они собирались потратить свои золотые горы, был именно Джиджи.

В тот вечер мы не праздновали все вместе. Скажу даже, хоть это и горько признавать – мы никогда не собирались всей командой, даже на концерте Антонелло Вендитти в Большом цирке спустя несколько дней, когда Сабрина Ферилли должна была раздеться, как и обещала, а осталась в купальнике (и уж я ей высказал за это!). Многие к тому времени разъехались по отпускам, и на сцене, в самом центре праздника, нас было пятеро или шестеро. В ночь же после завоевания скудетто бразильцы праздновали в своем кругу, Батистута – с Дельвеккио, другие собрались дома у Монтеллы. Я знаю это потому, что Капелло, величайший Капелло, позвонил в полночь именно в его дверь.

КАК И ВСЕ, Я БЫЛ ОШЕЛОМЛЕН, УВИДЕВ НАКАТУ, КОТОРЫЙ В ОБСТАНОВКЕ ЭТОГО БЕЗГРАНИЧНОГО ХАОСА СИДЕЛ В УГОЛКЕ И ЧИТАЛ КНИГУ. МАРСИАНИН.

– Винченцо, это Мистер, поздравляю тебя. Можно зайти?

Они оба родились 18 июня. Какой день может быть лучше для того, чтобы утрясти все разногласия? Разумный тренер пришел в полночь с хорошей бутылкой, разумный Винченцо обнял его и сделал почетным гостем на праздновании чемпионства. Победа прекрасна еще и потому, что помогает привести все к правильному знаменателю.

Я римлянин, и в ту ночь не мог делать ничего иного, кроме покатушек по городу на скутере (конечно, в закрытом шлеме), чтобы подышать счастьем моего народа. На самом деле это было неосторожно, потому что в раздевалке я изрядно махнул шампанского и, сидя за рулем, видел все раздвоенным. Но ехал медленно, рядом ехали друзья и родственники, и я наслаждался этими бесконечными рядами флагов, этими цветами – желтым и красным, – в которые оделся весь Рим, этой непосредственной и беззаботной радостью, этой самой красивой ночью в моей жизни и жизни многих людей, которые не представляли, кто едет рядом с ними в наглухо задраенном шлеме.

Мне захотелось есть. Мама, папа и все друзья ждали нас в «Клаудио алла Виллетта» – ресторане, где я обычно праздную, – но для того, чтобы войти, надо знать одну хитрость, потому что немалая часть народа в курсе, что я предпочитаю это место, и около ресторана в ожидании моего приезда уже толпились сотни две человек. Но это была лишь закуска к тому блюду, что ждало меня в следующие месяцы. Мы пели и танцевали у Клаудио до трех ночи, а что было потом – я действительно не помню. Помню, что закончили на дискотеке у Пантеона, где я никогда раньше не был, и что домой меня привезли к восьми утра, не стоящего на ногах, самого счастливого и расслабленного в мире человека. Наконец-то.

Когда скудетто выигрывает «Ювентус», что случается практически каждый год, фанаты язвят насчет одного и того же: контраста между привычным успехом, который дает чувство праздника ненадолго, и редкой победой, празднование которой длится чуть ли не бесконечно. И замечательно, что каждая из фанатских групп, вместо того чтобы заниматься своими делами, обсуждает то, как радуется другая. Тифози «Ромы» – и не только они – обвиняют туринских в том, что те празднуют только один день, а тифози «Юве» в ответ смеются над нами, празднующими все лето, и над цветными граффити того времени на стенах домов, которые остались и по сей день. Я не настолько глуп, чтобы считать себя лучше, чем Буффон или Дель Пьеро; я хотел выигрывать больше, как минимум – два скудетто и один Кубок чемпионов. Но сила ощущений от единственной победы в Серии А – это что-то такое, чего я не испытывал ни до, ни после, даже когда стал чемпионом мира, а ведь это для футболиста – самая большая цель.

Правильнее сказать, что празднование продолжалось все лето. Закончилось оно, думаю, 11 сентября. Город готовился к большому матчу Лиги чемпионов против мадридского «Реала», но то, что произошло в Нью-Йорке, навсегда изменило мир, в котором мы живем (и мы, конечно же, не должны были играть, но УЕФА не смогла быстро принять решение). У каждого из нас, игроков, есть свои воспоминания о том лете, потому что чувство всемогущества и такой любви невозможно повторить, и прежде всего – невозможно забыть.

Расскажу забавную историю, она случилась через неделю после завоевания скудетто. Я ужинал со всеми родственниками в «Консолини» – это замечательный ресторан с большой террасой, на холме Авентин. Когда хозяин понял, кто к нему должен прийти, он повесил на входе табличку «Закрыто», пытаясь ограничить доступ – в те дни, куда бы я ни пошел, об этом тут же распространялись слухи, и очень быстро местные начинали осаждать заведение. Нас было сто пятьдесят человек, мне удалось войти незамеченным, мы спокойно ужинали, все были довольны, пока я не сделал глупость. Подошел к перилам террасы и высунулся, чтобы посмотреть вниз, на Тестаччо.

– Это Тотти! – почти сразу же прозвучал чей-то первый крик.

– Тотти в «Консолини»! – послышался второй.

– Зовите всех! – немедленно последовал третий.

Ретироваться было уже бессмысленно, хотя Риккардо и Анджело чуть ли не сгребли меня в охапку, чтобы увести с открытого места. Я вернулся за стол, но минут через двадцать шум, который начал доноситься с улицы, стал совсем громким и отчасти пугающим. Вито включил радио, и все местные станции транслировали новости с Авентина: «Тотти был обнаружен в местном ресторане». Был обнаружен? Я что – в розыске? Оказалось, что да. Народ начал осаждать тяжелые деревянные двери ресторана, которые хозяин закрыл. С большой осторожностью я высунулся из другой точки – более защищенной, – чтобы оценить ситуацию, и, несмотря на свое знание Рима и восторженности его характера, побледнел. Там, внизу, все кишело людьми, их было тысяч пять, почти все – в футболках «Ромы». Улица была запружена людьми, и я не представлял, как мне оттуда выбираться.