Гунта Страутмане - XX век: прожитое и пережитое. История жизни историка, профессора Петра Крупникова, рассказанная им самим

Однажды Батюшков – так звали главного редактора – вызвал меня к себе. «Вы пишете только по вопросам истории, да еще справки даете». – «Да, я и поступал с таким уговором». – «Вы же сотрудник редакции! Уговор уговором, но ситуация изменилась. На первый раз сходите на фабрику, пусть тамошний комсорг напишет о своей работе». Если память мне не изменяет, то была фабрика «Лайма». Там меня встретила очень симпатичная девушка. Симпатичная во всех отношениях. Я изложил свое задание. «Миленький, – сказала комсорг, – одна я написать не смогу. А вот вдвоем с тобой мы что- нибудь сварганим». Когда начали работать вдвоем, обнаружилось, что ее представление о совместном труде отличается от моего. Я незадолго перед тем женился и сходу пуститься во все тяжкие был никак не готов. Поэтому с «комсомольской богиней» лишь поговорил, ее опыт изложил на бумаге сам, положил перед Батюшковым. «Вот! Хорошо написано!» – «Хорошо-то хорошо, – сказал я, – но это было в последний раз. Или история и международные дела, или до свиданья». – «Ну, посмотрим, посмотрим…»

Один из коллег мне вскоре рассказал, что Батюшков не сдается, говорит: «Ничего, помаленьку мы его обломаем!». И тогда я положил перед ним заявление об уходе «в связи с учебой в университете».

Приблизительно в это же время я стал довольно востребованным лектором по международному положению. В Риге лекторов, готовых выступать на эту тему, было немало. Разница состояла в том, что они своих слушателей агитировали, а я информировал.

Так я в то время жил – учился, читал лекции, переводил, брался и за другие дела, чтобы подзаработать: денег в доме хронически не хватало. Выручала теща – она умела шить, брала на дом частные заказы и хоть сколько-то могла поддержать своих двух студентов.

Через полгода я отправился на улицу Вальню, 2 – там располагалось Центральное лекционное бюро. В кабинете директора восседал старый бюрократ. Я предложил свои услуги, подал несколько рекомендательных писем. После разговора со мной этот человек высказался: «Ему еще расти и расти!». Не знал мой собеседник, что сидеть на этом месте ему оставалось недолго: Комитет по делам учреждений культуры и образования уже подыскивал новую кандидатуру.

Скоро я оказался в уютном кабинете Александра Мозерта в том же здании на Вальню, 2. Мозерт был российский латыш, в свое время известный участник революционного движения. Он сдвинул очки выше на лоб, и начался наш долгий разговор. Через четыре дня я был директором Центрального лекционного бюро, а прежний директор, решивший, что до лектора мне еще «расти и расти», ушел, вернее, его ушли на пенсию. В Бюро под моим началом оказались шесть сотрудников, бухгалтер; нам выделили определенный бюджет. Я приступил к работе. Университет не требовал много времени, и я даже не сообщил туда о моей новой должности. Что оказалось непростительной ошибкой.

Меня представили начальнику Комитета по делам учреждений культуры и образования при Совете Министров ЛССР Александру Аболиньшу. Прежде он был директором поочередно нескольких московских театров, а позднее, уже в пятидесятые годы, директором нашего Театра оперы и балета. Обоим моим начальникам я обязан благодарностью. Старые члены партии, они как-то умудрились избежать репрессий 1937 года, всего лишь потеряв свои тогдашние посты. В мои дела они не вмешивались, но охотно встречались и говорили со мной, когда следовало. В принципе они, разумеется, отстаивали ту власть, за которую боролись всю жизнь, но умели и критически взглянуть на те или иные явления, поэтому говорить с ними было можно.

Работа в лекционном бюро открыла мне возможности, о которых я прежде и не подозревал. Между прочим, я с удивлением узнал, что вошел в номенклатуру ЦК КПЛ.

Однажды меня вызвали в ЦК к Анне Подчасовой – старой большевичке, жене партработника и министра Роберта Кисиса. И муж, и жена были особы крайне неприятные. Подчасову за глаза называли матерью Богородицей: она всегда четко знала, чего хочет партия и что Маркс думал по тому или иному вопросу. Бывают такие женщины.

Подчасова начала без предисловий: «Не суйте нос в наши дела, и мы не будем вмешиваться в ваши». Я спросил: «А какие дела – мои?» – «Лекции по астрономии, медицине, сельскому хозяйству, литературе. А вот политика – наше дело. Политикой занимаются партия, комсомол. Ясно?» Куда уж ясней. По мне, так идеальный расклад. Я вовсе не собирался заниматься политикой, стоило затронуть ее, как возникала тысяча безответных вопросов.

Нам были выделены небольшие бюджетные средства на оплату труда лекторов. Вообще же порядок был заведен такой: заводы, учреждения, учебные заведения заказывали нам лекцию и платили за нее, мы, в свою очередь, выплачивали лектору две трети или три четверти от этой суммы, остальное шло на содержание самого Бюро. На новой должности я познакомился с многими интересными людьми. Самыми разными.

Начну с курьеза. Входит женщина, кладет передо мной три бумаги с печатями: «Я – Анка-пулеметчица [120] Анка-пулеметчица – вымышленный персонаж романа Д. Фурманова «Чапаев», прототипами послужили реальные личности – жена Фурманова Анна, у которой был роман с Чапаевым, и санитарка Мария Попова – в жизни, как затем Анка в романе, она вынуждена была однажды взяться за пулемет. Обе женщины готовы были судиться за право называться «настоящей Анкой-пулеметчицей», но Комитет партийного контроля положил конец спору, предпочтя санитарку. . Могу рассказывать о Чапаеве». Нынешним поколениям это имя почти ничего не скажет. Но в свое время, притом очень долго фильм «Чапаев», снятый по роману Дмитрия Фурманова, пользовался огромной популярностью и в Советском Союзе, и даже за его пределами. Правда, постепенно отношение к героям ленты становилось все ироничнее, и с годами ее персонажи, прежде всего сам Чапаев, сделались героями бесчисленных анекдотов. Анка-пулеметчица, которую в фильме играла Варвара Мясникова, была одним из главных персонажей фильма.

И вот не актриса, а якобы легендарная Анка-пулеметчица собственной персоной стояла передо мной и показывала документы, доказывающие, что она никакая не самозванка. Кажется, она много выступала и до этого. В русских школах ее «лекции» разбирали, как горячие бублики. Думаю, политически Анка-пулеметчица была на высоте, сам я ее ни разу не слышал. Пусть рассказывает о Василии Ивановиче Чапаеве, пока есть желающие ее слушать. Вообще- то мне полагалось послушать лектора хотя бы раз, чтобы знать, как там и что. Но я полагался на людей и, слава Богу, ни разу в них не обманулся.

Появлялись представители творческих профессий из Москвы, особенно летом. Композиторы, поэты, литературоведы, приезжавшие в Юрмалу на отдых, охотно выступали пять-шесть, а то и семь раз. Платили мы за каждое выступление сто рублей, а это были приличные деньги. К сожалению, не помню всех имен…