Гунта Страутмане - XX век: прожитое и пережитое. История жизни историка, профессора Петра Крупникова, рассказанная им самим

В латышском театре тогда было немало выдающихся личностей. Это были фигуры! Об Эдуарде Смильгисе и Алфреде Амтманисе-Бриедитисе можно рассказывать и рассказывать. Прихожу я в театр читать лекцию, подходит ко мне Смильгис, начинает крутить пуговицу моего пиджака и рассказывать о текущем международном положении. Когда моя лекция перед актерами закончена, Смильгис замечает удовлетворенно: «Ну вот, он просто повторил все то, что я сказал уже до этого!».

Я пошел к Смильгису: нельзя ли заключить с Энгельгардтом трудовой договор? Рассказал ему, что это за человек. «А что он может? Мы сейчас ставим «Любовь Яровую» [123] Пьеса Константина Тренева «Любовь Яровая» на сцене театра Дайлес поставлена в 1952 году. , там действуют русские офицеры». – «Тогда именно он вам и нужен! – воскликнул я. – Он ваших актеров выдрессирует так, что от русских офицеров их не отличишь!» Смильгис воззрился на меня и, помолчав, сказал: «Только не думайте, что это так уж легко. Меня однажды тоже вызывали в Чека». Но помочь он согласился.

Может быть, тогдашний трудовой договор с Энгельгардтом сохранился где-нибудь в архивах. Теперь старик получал регулярно небольшую, но определенную сумму. Позднее я организовал ему такие же договоры с Амтманисом-Бриедитисом и с другими театрами, так что Энгельгардт по крайней мере не голодал.

Совсем нечаянно в разговоре с одной русской дамой-историком, изучавшей архив Ворошилова, я узнал, что Энгельгардт в то время писал Ворошилову, и речь шла о том, что ему не на что купить еду.

С Энгельгардтом мы встречались довольно часто, приходил он и ко мне домой. Приходил, садился и начинал рассказывать. Часами. Обычно я заранее готовил к нашей встрече конкретные вопросы – об исторических личностях и событиях, свидетелем которых он был.

Когда в марте 1917 года Николай II отрекся от трона, Энгельгардт вошел в основанный тогда же Комитет по поддержанию общественного порядка. У меня есть фотография, где он снят вместе с Керенским, Львовым и прочими. Его можно видеть на всех снимках Временного правительства, поскольку он был первым после революции комендантом Петрограда. Сам Энгельгардт заметил по этому поводу, что, правду говоря, он был «контрреволюционным комендантом»: «Моей задачей было ввести революцию в какие-то рамки, поддерживать дисциплину».

Исторические события Февральской революции [124] Февральской революцией именуют события начала марта (конца февраля по Юлианскому календарю) 1917 года, когда в России была свергнута монархия и к власти пришло Временное правительство. он наблюдал из окон Таврического дворца. У них там была огромная карта, план города, на котором, следуя ежечасно сменяющимся событиям, все новыми красными флажками отмечались очаги восстания – фабрики, солдатские казармы…

Энгельгардт рассказывал: «Рядом с нами был и Михаил Родзянко – председатель Четвертой Государственной Думы – могучий мужик с огромными кулаками. Он сидит, обхватив голову своими лапищами. Наступает момент, когда становится ясно: прежней власти больше нет, нужно срочно создавать временное правительство. Обращаются к Родзянко – надо спасать империю, надо немедленно брать власть. Родзянко изо всей силы ударил кулаком по столу: «Я – русский дворянин, я дал клятву верности Государю императору. Не требуйте от меня этих вещей! Это было бы предательством!».

Но уже вскоре, когда ситуация очевидно становится безнадежной – вся карта города «пылает» красными флажками! – Родзянко закрывает лицо руками, – сквозь пальцы просачиваются крупные слезы, – затем поднимает голову, ударяет снова кулаком по столу: «Все! Для спасения страны создаем временное правительство!».

Все его рассказы были такими же живыми, красочными и незабываемыми. В том числе из более ранних времен – о жизни императорского двора. Кто читал роман Льва Толстого «Анна Каренина», вряд ли забудет эпизод, когда на больших царских скачках конь Вронского сломал себе хребет. И вот, оказывается, Борис Александрович Энгельгардт не в романе – в жизни участвовал в Большом императорском конкуре [125] Конкур (от франц. concours) – лошадиные скачки с препятствиями. и дважды занимал первое место.

Еще один из его рассказов. Военный парад, царь и царица восседают в своей ложе. Мимо проезжает конный полк, командир полка гарцует впереди. Когда подходит последний эскадрон, от него отделяется вахмистр [126] В Российской армии вахмистр – старший унтер- офицер в кавалерии. и, приблизившись к царской ложе, поднимает саблю. Царица роняет на острие сабли батистовый платочек. Вахмистр на коне слегка отступает и кладет платочек перед ложей. После этого весь эскадрон стремительно проходит мимо царя и царицы, причем каждый всадник, наклонясь, поднимает платок и тут же кладет обратно. В конце концов после прохождения эскадрона платочек царицы оказывается на прежнем месте. Тогда вахмистр возвращается к ложе, и царица разрешает ему взять платочек на память.

Энгельгардт много чего еще рассказывал о военных традициях. Я слушал, раскрыв рот. Однажды, отправляясь к нему домой на улицу Петербазницас, я взял с собой старшего сына, Григория, ему было тогда лет пять: пусть увидит и запомнит этого потрясающего человека.

Энгельгардт записал свои воспоминания, но первый их вариант не прошел цензуру – был целиком забракован. У меня имелся экземпляр этих мемуаров, но он, к сожалению, погиб вместе с остальным моим архивом. После этого появился второй, переработанный вариант, не так давно вышедший из печати. Государственная библиотека СССР имени Ленина, правда, приобрела рукопись еще сорок лет назад. Там, в «Ленинке», эти воспоминания доступны, и моего Бориса Александровича щедро цитируют в бесчисленных диссертациях о временах Столыпина и русских революций.

Когда Гражданская война закончилась и власть большевиков укрепилась, Энгельгардт, подобно моим родителям, бежал из красной России. И так же поначалу оказался в Константинополе, а потом в Париже, где работал таксистом. В двадцатые годы многие белоэмигранты занялись этой профессией. Действие еще одного из рассказов Энгельгардта, начавшись в Петербурге, заканчивается как раз в Париже.

Энгельгардт, понятно, всегда был в числе приглашенных на новогодний бал в Зимнем дворце. Гости прибывали в своих экипажах, затем поджидавших возле дворца своих хозяев. Но вот на стыке веков или в самом начале XX столетия появились первые, безумно дорогие такси. Это было нечто новое, невиданное и считалось высшим шиком. Высокородные гости придворных балов начали нанимать такси. Машины, как раньше конные экипажи, дожидались своих пассажиров у дворца.

Борис Александрович вспоминал: «Кончен бал. Мы с женой, придворной дамой Ее императорского Величества, выходим из Зимнего дворца, садимся в такси. Я не гляжу шоферу в рожу – сую рубль на чай, мы выходим, и вот мы дома».