Гунта Страутмане - XX век: прожитое и пережитое. История жизни историка, профессора Петра Крупникова, рассказанная им самим

Гостиница размещалась в полуразрушенном здании, целыми оставались лишь несколько комнат. С нас там даже не взяли денег за ночлег. Осмотрев город, прошли к реке. Там в 1807 году встретились Наполеон и русский царь Александр I – это описано в романе Льва Толстого «Война и мир» и отображено во многих фильмах. Заключенный тогда Тильзитский пакт в некоторых современных публикациях называют предтечей пакта Молотова-Риббентропа, поскольку Россия тогда получила «права» на Финляндию. Последнюю русскому царю, конечно, предстояло еще завоевать, что и было сделано. В награду у Наполеона были развязаны руки на Западе, и оба они с Александром I на несколько лет стали лучшими друзьями.

На другое утро двинулись дальше. Прибыли в Гвардейск – небольшой, красивый городок с домиками, тоже очень красивыми, притом хорошо сохранившимися. Я задавал жителям тот же вопрос: как ваш город назывался раньше? «Как назывался? Да кто ж его знает и кого это волнует!» Позднее посмотрел на карте – Тапиау.

Так же было и со многими другими населенными пунктами. Мы свернули налево, в Черняховск-Инстербург. Опять же осмотрели город, и один из спрошенных нами людей сказал: «Если вас интересует прошлое, есть у нас один учитель, он об этих делах знает все». Разыскали учителя, встретились, но оказалось, что знания его ограничиваются двумя немецкими именами: Фридрих Великий и Бисмарк. Ничего другого из него не удалось вытянуть. Но хватило и этих двух имен, чтобы он в глазах окружающих выглядел большим знатоком истории.

На следующий день мы были, наконец, в Калининграде- Кенигсберге. С окончания войны прошло двенадцать лет, но кругом громоздились руины сгоревших и взорванных домов с надписями, что ходить здесь опасно, развалины могут рухнуть. Здания немецкой постройки сохранились лишь в немногих местах. Было впечатление, что если из-за угла вдруг выскочит немец в форме вермахта со шмайсером или красноармеец с автоматом ППШ, никто не удивится, – все выглядело так, словно война кончилась пять минут назад.

Королевский дворец в то время еще не был взорван; потом на его месте возвели многоэтажного монстра, и тот стоит незаселенным много лет (теперь его как будто тоже собираются взорвать). Еще мы осмотрели совершенно разрушенный Домский собор, и наткнулись случайно на, как выяснилось позже, Королевские ворота. Когда-то их украшали барельефы курфюрстов и королей, но советские солдаты не поленились взобраться наверх и раскурочить эти изображения, так что теперь уже никто не мог отличить короля от курфюрста.

Если спросить, что для меня было в этом городе самым интересным, я отвечу: общее впечатление. Увиденное вызывало ряд вопросов. Казалось бы, ясно: если завоеван такой город, нужно с ним что-то делать. Сделано было единственно все, чтобы уничтожить все немецкое. Почему за двенадцать лет не удосужились убрать руины? Почему не построено почти ничего нового? Может быть, виновата неуверенность – удержим мы этот город или придется его возвращать?

Только в Военном музее мы обнаружили старые географические названия и рядом с ними новые: Гусев, Нестеров и как там еще.

Впечатление от поездки было сильным.

Наша следующая поездка в Калининград состоялась в 1963 году. И потом мы повторяли эти путешествия еще несколько раз. Было интересно наблюдать изменения в облике города, его развитие.

В последний раз мы оказались в Калининграде, когда там праздновали юбилей города. Путин пригласил на торжества президента Франции Ширака и канцлера Германии Шрёдера. Я видел фотографию: все трое шагают по городу, Путин в центре, и на лице его написано: «Вот, любезные, я вас наконец-то затащил сюда. Мне это было нужно, и я своего добился».

Заново были освящены Королевские ворота с отреставрированными барельефами. Город было не узнать. Где только было возможно, восстановлены архитектура, скульптуры прусских времен. Названия улиц подсказывают таблички и с новыми, и с прежними их именами. Переиздаются старые планы Кенигсберга. В Художественном музее примерно половина полотен, написанных за последние годы, напоминают о старом, немецком, готическом.

Сказать, что будет с этим городом и его жителями в ближайшие двадцать лет, очень трудно. Если спросить молодого калининградца, где он, кроме своего города, побывал за последнее время, он скорей всего ответит: в Стокгольме, Риге, может быть, в Гданьске – бывшем Данциге, в Гамбурге. А в Москве? Еще не был. А в Петербурге? Тоже нет. Расстояние до России куда больше, чем до соседних стран Европы. Калининградцы сами себя называют еврорусскими. Многие как символ своей самоидентификации используют созвездие Евросоюза, в центре которого надпись RUS. Молодые люди в разговоре не скрывают: да, мы русские, но мы другие русские, не такие, как в Москве и Петербурге.

Как-то по пути в Калининград мы заглянули на Нерингское кладбище. Там проходили похороны, и одна женщина, с которой мы заговорили, сказала: «Посмотрите, сколько наших могил уже. Так мы понемногу врастаем в эту чужую землю».

Если бы позволило здоровье, я бы еще раз съездил в Калининград: там формируется нечто такое, что невозможно предсказать, и это пробуждает известные ожидания. Не скажу: надежды. Ожидания, это точное слово.

Не раз меня спрашивали, особенно в Германии, зачем русским удерживать этот город. Это анклав, отделенный от России, далекий и неудобный. Я объясняю это совершенно просто. На протяжении веков и в недавнем прошлом России или Советскому Союзу принадлежали на побережье Балтийского моря Ленинград, Кронштадт, Таллинн, Палдиски, острова со всеми укреплениями, Рига, Вентспилс, Лиепая, Клайпеда и в придачу Калининград. Россия абсолютно доминировала на Балтийском море. Теперь у нее остались Петербург с Кронштадтом и Калининград. И если у тебя от былого великолепия осталось чуть-чуть, ты всеми силами будешь держаться за эту малость. Тут можно вспомнить и сказанное когда-то Молотовым; смысл был тот, что, мол, «мы не можем вечно оставаться в луже Финского залива».

Сегодня у них кроме Финского залива есть все же и Калининград. Державе нужен выход к морю, к тому же Россию особенно мучат фантомные боли. В медицине так называют ощущение, будто потерянная, ампутированная у человека часть тела продолжает болеть. И Россия все еще ощущает фантомные боли после потери бывших территорий СССР и стран-сателлитов.

В 1959 году и мы купили автомашину. Хотя сказать, что просто взяли и купили, было бы неправдой. В то время стать автовладельцем была нелегкая задача. Вначале в стране ни о каких частных машинах вообще не было речи. Потом началась продажа произведенных автомобилей частным лицам, и они сразу же стали сверхдефицитом. Возможности приобрести авто люди ждали годами, поскольку почти все распределялось по министерствам и ведомствам. Каким образом? Моя жена у себя в больнице два года возглавляла профком, эту многосложную и безвозмездную общественную работу выполняя за обещание, что получит право купить машину. В тот момент, когда машину оставалось действительно лишь купить, нужную сумму денег мы еще не успели собрать. Мы занимали направо и налево; больше других помогла очень обеспеченная семья одного врача, скопившая средства на приданое дочери. Они дали в долг деньги с условием, что как только у дочери появится реальный жених, мы сразу же вернем всю сумму. Потом мы, нужно признаться, весьма нервно реагировали на каждый слух о том, что у дочери наших благодетелей появился новый ухажер.