Гунта Страутмане - XX век: прожитое и пережитое. История жизни историка, профессора Петра Крупникова, рассказанная им самим

Жена пыталась охладить мой пыл. «Какая тут связь с историей партии и историей СССР, которую ты читал в вечернем университете? Что тебе дает право взяться за совершенно новый для тебя предмет?» – «Не «что», а «кто». Профессор Виноградов».

Книгу профессора Виноградова, заведующего кафедрой Московского университета «Средние века и Новое время», изданную до революции, я обнаружил на чердаке еще ребенком. Я прочел ее, может быть, пятьдесят, если не сто раз. В конце концов получилось вот что: если меня спросить, например, о коронации Карла Великого, я, и глазом не моргнув, отвечал: тринадцатая страница, второй абзац снизу. Виноградов писал серьезно и в то же время так доходчиво, что 12-13-летний подросток его понимал. Бесконечно перечитывая книгу Виноградова, я наизусть знал множество фактов, но также ясно видел и общую картину. Потом я читал и немецкие книги этого рода, а также, например, четырехтомную мировую историю Александра Грина [145] См. прим. 60 на с. 352. , изданную в Латвии незадолго до войны. Поэтому «скелет» моего курса уже имелся, и я мог приступить к наращиванию мускулов.

Все лето я тщательно готовился, и надо сказать, как профессор Виноградов, так и другие читанные мною историки мне прекрасно помогли. Кажется, впервые я так четко осознал, что преподавателю нужно знать много, много больше, чем он скажет в своей лекции. Нужен возможно больший резерв, которым ты можешь оперировать, сворачивая по мере надобности вправо или влево, заглядывая вперед или возвращаясь назад.

Так я перешел на факультет истории и филологии ЛГУ, на кафедру всеобщей истории. Руководила ею Александра Ролова. Она с этим справлялась отменно, без всякой бюрократии. И коллеги на кафедре были в основном, что называется, на уровне, за исключением одной-двух несколько ограниченных персон. Здесь для меня до поры до времени началось опять же светлое, можно даже сказать, счастливое время.

В 1968 году в моей жизни произошло еще одно любопытное событие. В Риге появился врач Вахтанг Цинцадзе, доцент Тбилисского университета или, возможно, другого тамошнего вуза. Его целью было пригласить латвийскую делегацию на медицинскую конференцию в Грузию. Приглашение получили академик Блюгер с супругой и доцент Евгения Крупникова. Мы позвали приезжего к себе. И наш гость сказал: «Петр Яковлевич, вы, конечно, тоже поедете?». Я ответил, что не смогу – в сентябре, когда должна проходить конференция, я уже читаю лекции в университете.

Цинцадзе посмотрел на меня так, точно я был не в своем уме. «Петр Яковлевич – я вас приглашаю в гости в Грузию!» Что-то в его интонации заставило меня поспешно изменить «нет» на «да»: да, я поеду. Договорился с коллегами, любезно согласившимися прочесть несколько лекций вместо меня, и отправился.

Нас встретили и разместили в гостинице. Вечером была предусмотрена первая встреча участников конференции, знакомство – не банкет. Мы вошли в лифт, там уже были грузины, один из них произнес: «Месаме». Я переспросил: «Третий этаж?». Он удивился: «Вы знаете грузинский язык?» – «Нет». – «Откуда же вы знаете, что месаме – третий?» – «Из истории… Организация, в которую вступил Сталин совсем еще молодым человеком, называлась «Месаме даси» – «Третий путь» [146] «Месаме-даси» («Третья группа») – основанная в 1892 году первая организация социалистов на Кавказе. Сталин в нее вступил в 1897 году. .

То, что я в 1968 году – после XX съезда КПСС и последующих событий все еще помню Сталина, притом знаю, что он состоял в названной организации, сыграло, как вскоре выяснилось, важную роль в дни нашего пребывания в Грузии.

На следующий день нужно было ехать в городок Телави, где и должна была состояться конференция. Нас ожидала огромная вереница машин, восемьдесят, если не сто, и каждому следовало найти «свою». «Наша» машина была одной из последних. Я назвался шоферу, он тоже представился. «Вы медик? – спросил я. – Работаете в этом институте?» – «Нет, я инженер. В институте работает моя двоюродная сестра. У них не хватает людей с машинами, сестра попросила, и мое министерство меня отпустило для этой поездки». Так уже с первых шагов я столкнулся с непривычной для нас грузинской раскованностью.

В одном месте мы остановились, и через минуту между грузинами вспыхнул горячий спор – мне почудилось, что они вот-вот пустят в ход кулаки. А оказалось, речь шла всего лишь о том, задержаться на пять минут или ехать дальше.

Наш водитель-инженер спросил: «Что вы делаете в Риге?» – «Я – историк. Работаю в университете». – «И что вы преподаете?» Я ответил. Следующий вопрос был остер, как клинок. «На каком языке?» – «С утра у меня латышские группы, ближе к вечеру – русские из вечернего отделения. Латышам я читаю лекции по-латышски, русским – по-русски». Чувствовалось, для него и вопрос, и ответ были важны. И узнав, что, не будучи латышом, я, живущий в Латвии, знаю латышский, он был доволен.

По пути в Телави мы остановились на ночь в каком-то городке. Я взял с собой изданную в 1927 году книгу Андрея Белого «Ветер с Кавказа» и за ужином, превратившимся в небольшой банкет, зачитал некоторые места из книги – рассказ русского писателя о грузинском застолье. Это произвело чуть ли не эффект разорвавшейся бомбы. Они об этой книге не слышали и теперь очень заинтересовались – подходили посмотреть, полистать. Потом я сказал своим рижанам: «Все в порядке, с времен Андрея Белого ничего не изменилось».

На следующий день я долго безуспешно искал свою машину, пока не обратился к начальству. Мне объяснили, что машина моя теперь не в хвосте колонны, а ближе к ее началу.

В последний день конференции заседание проходило на грузинском языке. Оно продолжалось весь день, и мы с супругой западногерманского профессора Ингли, оба не-врачи, решили прогуляться по Телави. Во время прогулки госпожа Ингли пожертвовала местному церковному приходу сто марок.

Так как я интересовался историей Грузии и в частности Ираклием II, правившим Кахетией в XVIII веке, мне предложили съездить в Икалто – там можно осмотреть руины той Академии, в которой учился Шота Руставели. Остальные в это время отправились в Тбилиси. Моя жена решила ехать со мной в Икалто; я пригласил и профессора Логинова, и он к нам присоединился. Профессор Логинов, ведущий терапевт Министерства здравоохранения СССР, был на конференции, может быть, самой важной фигурой; кроме прочего, от него зависело решение некоторых кадровых и других жизненно важных вопросов.

Доехали до места, в Икалто нас уже ждали, но профессор Логинов отказался выйти из машины. «Развалины? Что я там не видел! Я лучше останусь в машине, отдохну», – сказал он. Я рискнул позвать его еще раз, но он остался при своем. Нас провели по музею, показали некоторые старые документы, мы выслушали рассказ о грузинском гении, хотя, правду говоря, почти все нам было известно и раньше.