Гунта Страутмане - XX век: прожитое и пережитое. История жизни историка, профессора Петра Крупникова, рассказанная им самим

Мы сели в машину и отправились в Тбилиси. Вечером в честь участников конференции был дан прием. И еще до банкета, а также и в ходе его я заметил странную перемену. С Логиновым, который до этого все время был, что называется, нарасхват, никто теперь не заговаривал. Если он задавал вопрос, ему отвечали, но по собственной инициативе к нему никто не подходил. Наконец, это заметил и он. Подошел ко мне: «Петр Яковлевич, что тут происходит? Они что, не хотят со мной говорить?» – «Я не знаю. Но попробуйте представить себе, что какой-нибудь грузин или еще кто приехал в музей Пушкина в Михайловском и сказал бы: «Что там смотреть? Я лучше вздремну!».

Логинов попросил меня о помощи. Я подошел к заместителю директора института, который всем там распоряжался, и рассказал о ситуации. «А, он все-таки почувствовал? Ну, ничего, пусть потерпит еще минут десять, а потом с ним заговорят». И действительно, десять минут спустя все пошло обычным порядком.

Меня поразило, насколько солидарны могут быть эти люди. И в неповторимом грузинском гостеприимстве – тоже. Мы, рижане, имели случай насладиться им в полной мере. И с профессором Ингли здесь обходились более чем радушно, многие с ним хотели говорить, хотя не знали немецкого, так что мне приходилось переводить.

На следующий день я спросил, не могли бы мы съездить на родину Сталина, в Гори. Через несколько минут, взвесив обстоятельства, меня спросили, сколько нас. Все ли рижане тоже хотят поехать? Рижане хотели – горький опыт Логинова их кое-чему научил.

Итак, мы двинулись в Гори, все там осмотрели. Между прочим, машину вел зять председателя Совета Министров Грузии, его жена работала в институте. Он говорил: «Если допущено такое дикое количество ошибок, в этом не может быть виновен один человек. Ни в коем случае нельзя винить его одного. Притом он сделал и много чего хорошего!». В общем, было ясно, что отказываться от Сталина грузины не собираются.

Последний день в Грузии выдался свободным. Профессора Блюгера пригласили тамошние знакомые, армянская семья. Были позваны и мы. В числе сидевших за столом был дряхлый армянин с длинной бородой, он спросил меня: «Ну и как вам нравятся грузины?» – «Очень нравятся». – «Что может нравиться в такой нации?» – «А что в ней не так?» – «Хватит только лишь одного: их помещики продавали невинных крепостных девочек туркам в гаремы. Что это за нация, которая так поступает со своими женщинами?» – «Знаете, как историк я должен уточнить: они продавали девочек армянским торговцам, а уже те перепродавали их туркам». Тогда почтенный старец отчеканил: «Чужими бабами торговать можно, а своими – нельзя!!».

Мы гостили и в других домах. В одном вся семья были музыканты, и в нашу честь они исполнили фрагмент настоящей оперы. Словом, там было поистине интересно.

Гостеприимство у грузин – почти религия, и алтарь этой религии – стол. Когда я выразил удивление тем, как хорошо их молодежь знает отечественную историю, мне в ответ было сказано: это потому, что их школой было грузинское застолье, и там именно они запомнили имена всех царей и поэтов.

В этом отношении, как и во многих других, народы не похожи друг на друга. По моим наблюдениям, хорошо знают свою историю еще и армяне, венгры, а вот русская молодежь историю своей страны – довольно слабо. И латышам за знание родной истории я бы не поставил высший балл. Зато литовцы помнят наизусть имена своих владык. Это вообще сложнейшая проблема – как исторические знания передаются из поколения в поколение, насколько разносторонне или односторонне это делается. Всего интереснее в этом смысле Германия, где произошла грандиозная переоценка ценностей, силе и глубине которой можно только изумляться. Но при всем том, что в отдельных вопросах они ориентируются свободно, историю Германии в целом, историю как таковую знают плохо и немцы.

Осенью 1969 года я впервые (не считая раннего детства) попал на Запад. Существовала к тому времени организация по развитию международного молодежного туризма, «Спутник», и я там читал лекции. Не без тайной надежды, что это приблизит для меня возможность когда-нибудь побывать в Западной Германии: она меня больше всего привлекала как историка, опять же языком я владел… Когда очередная группа отправлялась на Запад, я им рассказывал что-то об истории страны назначения, современном ее положении в мире, раскладе политических сил.

Директору «Спутника» Рамадановой я успел намекнуть, что и сам не прочь побывать в ФРГ, и она меня обнадежила: «Осенью я еду туда с группой, возьмем и вас». Так я впервые в качестве туриста попал в Западную Германию.

Поездка была фантастически интересной. Мы появились в ФРГ за неделю до выборов в Бундестаг и покинули страну через неделю после выборов. Нас встречали люди, до этого не раз бывавшие в Риге, я до сих пор сохраняю с ними дружеские отношения. Это господа Лутц из Ганновера, Вебер из Гамбурга и Эберхарт из Бремена.

Лутц, представляя меня, обычно начинал с рассказа. Он полтора месяца разъезжал по Советскому Союзу и всюду спрашивал, есть ли у нас молодежная преступность. И всюду ему отвечали: нет, комсомол ее душит в зародыше. И лишь под конец в Риге он нашел человека, сказавшего ему, что молодежная преступность в СССР имеется. Этим человеком был я.

В Гамбурге мы встретили немало интересных личностей. Посетили дом Мартина Лютера Кинга, где обнаружили маоистов, последователей Розы Люксембург и последних сторонников разновидных течений 1968 года. Я никогда не видел живого маоиста и не хотел упустить такую возможность. По моей просьбе меня свели с двумя пылкими последователями Мао. Они охотно согласились на встречу, но с тем условием, что и они мне зададут несколько вопросов.

Я знал, что мы пробудем в этом доме около часу, а вот мои собеседники этого не знали. Я расспрашивал их минут пятьдесят, после чего приступили к делу в самом воинственном духе и они, но как только я ответил на их первый вопрос, нашей группе надо было отправляться дальше.

Маоисты почувствовали себя обманутыми и только что не пустили в ход кулаки. «Ты, проклятый хрущевист! Ты знал, что вы здесь долго не пробудете. Из нас выжал все, что хотел, а сам – в кусты!»

Нужно сказать, беседа дала не так уж много, – я не услышал от них почти ничего такого, чего бы не знал раньше. Мировая революция произойдет с помощью ядерного оружия, и это хорошо, – даже если погибнет треть человечества, для оставшихся начнется счастливая жизнь, ибо настанет эра социализма. Что тут можно добавить…

Выборы в Бундестаг 1969 года все еще были для Германии очень болезненными.

Гитлеризм в глазах немцев довел их родину до тотального поражения, фактической гибели государства. Людские потери исчислялись миллионами. Гитлер устроил жуткое кровопускание науке и культуре не только в Германии, но и во всей Европе. Один только Холокост лишил человечество тысяч интеллектуалов, частью уничтоженных физически, частью эмигрировавших. Германия чувствовала себя опозоренной в глазах Европы и всего мира. Когда американцы на занятой ими территории обнаружили концлагеря с тысячами трупов, их оказалось так много, что приходилось сгребать в ямы бульдозерами. Американцы заставили всех окрестных жителей пройти мимо этой страшной картины, дабы те увидели своими глазами, в чем так или иначе участвовали.