Гунта Страутмане - XX век: прожитое и пережитое. История жизни историка, профессора Петра Крупникова, рассказанная им самим

В Баварии это происходит само собой. Баварский наряд напоминает немножко охотника, немножко лесника из какой-нибудь сказки братьев Гримм. В этом костюме баварец может появиться где угодно, хоть на приеме у премьер-министра или канцлера. Правда, если в приглашении указано – желательны фрак, вечернее платье, – принято подчиняться. Но во всех остальных случаях народный костюм баварца уместен, и в нем Эрих Антон выглядел весьма шармантно.

Он трудился в фирме Siemens.

Однажды ему предложили повышение – с условием, что рабочий день будет неограниченным. «Не пойдет! – решительно заявила Гертье. – Денег было бы побольше, но детям нужен отец. А мне нужен муж, который по вечерам был бы дома и мог поговорить со мной, поиграть с детьми». И Эрих никогда не жалел о том, что отказался от выгодного предложения.

Он инженер. И у него золотые руки. В доме нет такой вещи, которую он при надобности не мог бы исправить.

Нельзя не сказать и еще об одном: Эрих – баварец, но он лютеранин. В Баварии преобладает католицизм. Человеку со стороны нелегко понять, почему в Германии, в Баварии принадлежность к той или иной конфессии так важна. Вы можете, к примеру, не раз услышать, как какая-нибудь дама в годах вздыхает: «Меня так беспокоит, что дочь может привести в дом зятя-лютеранина. Будем надеяться, что она все же одумается!». Или то же самое о католиках. Когда через несколько лет дочь Антонов Бенита вышла замуж, все очень радовались тому, что ее Стефан тоже лютеранин. Зять был родом из католической Австрии и в своем роде был также исключением.

Не так давно умер государственный муж, баварец, в свое время так и не ставший премьер-министром лишь потому, что у него был неправильный молитвенник – то есть, он не был католиком. Еще в 1946 году существовал законопроект, согласно которому брак жителя или жительницы Баварии с блондином или блондинкой из Северной Германии приравнивался чуть ли не к государственной измене.

Если бы я попал в Бремен двадцатилетним и прожил здесь еще лет семьдесят, может быть, я и стал бы более или менее своим. Но в этой земле есть некий непреодолимый рубеж: ты не говоришь по-баварски. Первый иностранный язык, который изучают баварские школьники, – это литературный немецкий, Hochdeutsch.

Бавария в Германии – вообще особь статья. Тут масса различий с остальной страной. Ну вот хотя бы – у них есть королевские и герцогские пивоварни. И такого рода примеры можно приводить еще и еще. Мне доводилось читать письма Бисмарка того времени, когда он объединял разрозненные немецкие княжества и курфюршества и когда Бавария была куплена вместе с королем и королевским двором. В 1873 году, то есть через два года после объединения, выходила замуж одна прусская принцесса. На свадьбу были приглашены представители всех немецких земель, а также иностранные послы, подъезжавшие отдельно от немцев. Так вот, гость из Баварии подъехал в ряду иностранных послов! Бисмарка это привело в негодование.

То, что муж Гертье Эрих Антон – лютеранин, оказалось для семьи сущим благом. Еще до женитьбы Эрих, благодаря рекомендации близкого друга, был принят в корпорацию бывших студентов Тартуского университета – Fraternitas Dorpatensis zu München; считалось, что тем самым он eingebaltet, то есть приобщен к балтийцам.

Только оказавшись в Германии, я по-настоящему понял, что такое студенческие корпорации. Они, нужно сказать, во многом отличаются друг от друга. Fraternitas Dorpatensis – довольно умеренная, она, к примеру, не требует непременного участия корпорантов в поединках на шпагах. Гертье говорила, что никогда не позволила бы мужу участвовать в «этих дурачествах». Но мне приходилось встречаться с пожилыми господами, гордо сообщавшими, в скольких дуэлях сражался их родитель. И если при этом был получен шрам на щеке – schmisse, – основания для гордости как бы удваивались. Старый обычай оказался особенно живучим в наиболее реакционных корпорациях, с которыми умеренные студенческие сообщества не желали иметь дела.

Это что касается Эриха. Но главой и душой семьи, как уже говорилось, была Гертье. Она умела выдержать такие нагрузки, что оставалось только дивиться. Сама о себе она как-то со смешком сказала: «Если надо, я деревья вырву с корнем!». Вначале я ездил с ней вместе в супермаркеты за покупками. Сегодня такие магазины есть и у нас, но тогда для меня все было в новинку. Я поражался не только размерам и богатству этих магазинов, но и явному стремлению продавцов сделать все, чтобы покупателю было удобнее и легче сделать выбор. При виде тамошнего изобилия мне невольно вспомнился советский анекдот тех времен. Покупатель заходит в рыбный магазин и спрашивает: «А у вас мяса нет?». Ему отвечают: «Мяса нет, вон там, напротив, там мясной магазин. У нас нет рыбы».

Помню первую ночь, проведенную в доме Антонов. Вечером Гертье предупредила: «В семь часов я завтракаю с мужем, ему надо на работу. В полвосьмого у меня завтрак с детьми, а потом уже с тобой». Я спросил: «А что, разве я не мог бы завтракать вместе с детьми?» – «Извини. Это почти единственное время, когда я могу с ними поговорить».

Кроме того, что на Гертье был весь дом, отнюдь не маленькое и непростое хозяйство, она много сил и времени уделяла балтийско-немецкому землячеству. В то время, когда я осваивался на новом месте, Ortsgruppen (местные отделения) были и в других городах, например, в Нюрнберге, Мюнхене. Антоны жили в пригороде Мюнхена Нойбиберге, но правление землячества, которое возглавляла Гертье, собиралось в самом Мюнхене. Один-два раза в год балтийские немцы устраивали традиционные встречи, включавшие прогулки по лугам и лесам, велосипедные поездки. Раз в месяц Гертье устраивала у себя дома five o’clock: чай или кофе с тортом, испеченным собственноручно. Вначале в таких случаях приходили двадцать пять-тридцать человек, но с годами круг сужался: молодежь делами давно минувших дней, ностальгическими чувствами предков практически не интересуется.

В определенный день, кажется, в первый четверг каждого месяца в балтийско-немецком центре, носящем название Haus des Deutschen Ostens (Дом немцев Востока), проводятся лекции, всякого рода чтения. В этом же здании работает небольшой ресторанчик, после окончания лекции там ужинают все вместе. Живя в доме Гертье и Эриха, я всегда бывал на этих четвергах и порой даже выступал на них.

Когда наладились и сделались стабильными связи с Латвией, балтийские немцы решили собрать деньги на новый алтарь для рижской церкви Святого Петра. Вначале дело поручили человеку, который не сумел его организовать; тогда на сцену выступила сама Гертье. Дела сразу пошли на лад. Она связалась с Ояром Спаритисом, тот в свою очередь привлек к воссозданию алтаря воспитанников Рижской ремесленной школы.