Софья Самуилова - Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей. 1908–1931

Не раз заходил к нему и отец Сергий, уважавший его за настойчивость, хотя это качество у него часто переходило в упрямство. Именно это, вместе с высоким мнением о себе, делало отца Федора неуязвимым в любом споре. Он заявил: «Я вам не Бурцев, чтобы вертеться, куда ветер дует», – и упорно стоял на своем.

Первая волна присоединений стала спадать. Дальше, не только во втором округе, но и везде кругом, приходилось бороться за каждый отдельный приход. И на смену радостным все чаще стали приходить тяжелые известия.

В середине сентября умер отец Василий Карпов. Мячин остался в приходе один и, несмотря на настойчивые требования прихожан, и слышать не хотел о том, чтобы допустить нового человека на освободившееся место. Еще раньше Апексимов, воспользовавшись временным отсутствием левенского священника Седнева, подобрал там партию горлопанов и с их помощью самовольно занял приход. Отец Федор Седнев, молодой многосемейный священник, оказался в очень тяжелом положении – и материальном, и моральном. Он попытался хлопотать о восстановлении своих прав, просил о том же и прихожан, да большинство прихода и так были на его стороне: его жалели как человека, возмущались несправедливостью и не хотели иметь священника-обновленца. Но «дружки» Апексимова оказались очень крепкими, их не пугали ни постановления общего собрания, ни другие попытки Седнева и его сторонников.

Через некоторое время пришло обращение митрополита Тихона к епархии. Он писал, что приступает к управлению епархией. Однако, по-видимому, он совершенно не представлял положение дел на местах, и начало его управления чуть ли еще не усилило беспорядка.

Между прочим, его появлением воспользовался Апексимов. Он съездил в Москву и вернулся с указом присоединенным и, по-прежнему, благочинным. О Левенке в указе не было ни слова. Конечно же, Апексимов сумел объяснить все, как ему нужно.

Подобные случаи усиливали недовольство уже и митрополитом. Опять начались разговоры об «академиках». Уже много лет священники-семинаристы чувствовали себя пасынками. Митрополит Тихон, еще будучи викарным епископом, фактически получавшим власть только в отсутствие епархиального, всячески подчеркивал свое особое благоволение к воспитанникам своего училища. Сделавшись же самостоятельным, он везде продвигал их в ущерб семинаристам. И чем чаще это случалось, тем крепче прививалось давно уже кем-то пущенное в ход чуть-чуть горькое, чуть-чуть ироническое выражение: «Тихоновская академия». Семинаристы, безусловно, более образованные, с более широким кругозором, да и более опытные, хотя бы потому, что были старше, видя, что их обходят, с затаенной обидой говорили: «Ну, что же, мы ведь только семинаристы, а они академики».

Несправедливость почувствовалась еще сильнее после того, как события показали, что семинаристы были и более стойкими, с более высокими нравственными понятиями: процент семинаристов, уклонившихся в обновленчество, был значительно ниже процента «академиков». Так, во втором округе все трое не подписавшихся после съезда к обновленчеству, т. е. Филатов, Смирнов и С-в, были семинаристами; Тарасов тоже, хотя и окончил экстерном; среди «академиков» блистали фамилии Варина, Апексимова, Бурцева, Сысоева.

Надо сказать, «академики» со своей стороны, может быть бессознательно, постоянно подливали масла в огонь, лучшие из них не могли удержаться и не подчеркнуть при случае, что «митрополит их любит», а другие так и довольно беззастенчиво пользовались такой любовью. В числе их был и Апексимов. После его возвращения из Москвы легкое недовольство семинаристов превратилось в возмущение. Эти чувства, да и то не сразу, сгладились под мягкой и крепкой рукой епископа Павла, когда вдобавок стало не хватать священников даже и с таким образованием. Худшие тогда отсеялись, предварительно показав себя во всей «красе», а некоторые из остальных проявили высокие нравственные качества.

Ловкий шаг Апексимова – его расценивали именно так – затруднил положение сторонников Седнева. У них было выбито основное оружие – указание на обновленчество узурпатора. Теперь борьба велась только во имя справедливости, а на это не всякого растолкаешь. Многие устали и готовы были смириться со всем. «Есть у нас батюшка, в церковь ходить можно, а за остальное он сам отвечает».

Отец Сергий встретил Седнева на базаре в Хвалынске, куда отец Федор приехал что-то продать. Он похудел, глаза его горели голодным блеском, в них была тоска и, что больше всего поразило и испугало отца Сергия, – озлобление.

– Если бы я был один, а то ведь они… – Седнев подтолкнул стоящего около него мальчика. – Они ведь есть просят! Большой, угловатый, он резко и как-то неумело опустил свою крупную голову, но не мог скрыть, что по щекам катятся слезы. Отец Сергий пригласил его к себе на квартиру, покормить чем Бог послал и отделить ему часть скопленных к этой поездке денег, – у самого-то их было не густо, надолго ли этого на такую ораву… Пригласил и потерял покой.

– У него глаза сделались, как у голодного волка, только я помянул про Апексимова, – рассказывал он дома Юлии Гурьевне. – Когда я это увидел, когда увидел, как мальчонка набросился на наши черствые подорожники, у меня все перевернулось. Что-то нужно делать!

Несколько дней он только об этом и говорил со всеми, кого видел. Несколько дней, когда не было посторонних, ходил взад-вперед по комнате, заложив руки за спину и что-то обдумывая. Потом, помолясь, сел писать письмо митрополиту.

Это было не письмо, а целая тетрадь. Когда он закончил, Соня чуть не три дня переписывала его набело; конечно, ей приходилось писать медленно, чтобы было отчетливо, аккуратно и, по возможности, красиво. Отец Сергий писал, зачеркивал, надписывал между строк, на полях; вставлял дополнительные листы с новым текстом; делал в тексте разнообразные значки и, где-нибудь в конце тетради, писал под этими же значками длинные вставки. Отдель… [73]

…пространстве между мебелью. – Академик, человек безусловно умный. Неужели у него не возникло никаких сомнений при появлении всех этих новшеств? Придется написать.

И он засел за новое письмо, занявшее тоже несколько листов, не почтовой или тетрадной, а настоящей писчей бумаги.

Ответ на письмо пришел спустя несколько месяцев. Отец Константин благодарил свояка за подробную информацию и сообщал, что они с отцом Иоанном подробно изучили письмо и читали его сослуживцам и прихожанам. Никто из местного духовенства не захотел утруждать себя неудобными размышлениями, зато из народа многие заинтересовались. Под руководством отца Константина и отца Иоанна они организовали новую общину, и теперь у них идет служба в молитвенном доме. Письмо отца Сергия путешествует по ближайшим селам, где тоже многие начинают порывать с обновленчеством, а сами они в городе хлопочут, чтобы им передали одну из церквей.