Софья Самуилова - Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей. 1908–1931

Вовсе не подчинялся этому распоряжению только священник отец Павел П-ий.

В самой Самаре долго шла борьба за храмы, наконец за обновленцами закрепились кафедральный собор и Покровская церковь. Причем вновь приехавший обновленческий архиерей Александр Анисимов, как тогда говорили, «брал собор штурмом». Очевидцы и участницы этих событий рассказывали, что, когда Александр пробивался к дверям собора, а женщины оттаскивали его за рясу назад, под рясой были обнаружены брюки-галифе, что и утвердило за ним прозвище Сашки-Галифе. Но немногие знают, что после Анисимова в Самаре был другой обновленческий архиерей с тем же именем, для большинства они слились воедино. Между тем этот второй Александр не только не обладал наглостью первого, а даже, как рассказывают, под конец своей жизни горько раскаивался в своем уклонении. Больной, почти умирающий от истощения, он, однако, отказывался от приносимых ему православными женщинами продуктов, говоря: «Я недостоин этого».

Недавно одна женщина, К. И. Д., вспомнила, как она, вероятно, году в двадцать пятом – двадцать седьмом, попала в собор на Пасху. Она, тогда еще молодая, ни в чем не разбиравшаяся девушка, вместе с несколькими подругами отправилась к пасхальной заутрене в Ильинскую церковь. Они немного запоздали, крестный ход уже закончился, и войти в церковь не было никакой возможности. Покружившись некоторое время в толпе около церкви, они решили пойти в собор. Торопливо, все еще, видимо, с сознанием того, что опаздывают, они влетели туда, выскочили на середину и остановились в недоумении: собор был пуст, только по углам виднелось человек десять богомольцев.

– Может быть, их было и пятьдесят, может быть, и сто, – говорила К. И. Д., – факт тот, что в таком огромном здании их было совсем незаметно. Это нас особенно удивило, потому что мы только пришли из Ильинской церкви и видели, какая там давка.

В Пугачеве тоже была попытка «штурма», только с другим концом. Ей предшествовали другие достойные внимания события. Прежде всего, во второй половине 1922 года там собирался съезд для избрания епископа. Собрали его спешно, присутствовали на нем только горожане да приехавшие из ближайших сел. Кандидатом был выдвинут всеми уважаемый Николай Асофович Благомыслов, бывший преподаватель местного духовного училища, девственник, один из идейных и культурных руководителей города. Он отказался, ссылаясь на болезнь, и действительно после того недолго прожил.

Тогда избрали священника ближнего села Давыдовка, отца Николая Амасийского, чуть ли не единственного вдовца среди присутствовавшего духовенства (кроме старика Парадоксова и единоверца Заседателева).

Только самому Амасийскому известно, как он «ошибся» в Москве и вместо митрополита Тихона попал к митрополиту Антонину [75], главе «Союза Возрождения». Известно-то только ему, однако темные слухи об этом достигли Пугачева еще до его возвращения. Встречая Амасийского по приезде в город, настоятель пугачевского кафедрального собора (Нового), отец Павел Попов, в «приветственной» речи задал ему вопрос: «Дверьми ли входишь, владыко?» Из ответа новопосвященного епископа можно было понять, что он очень обижен этим вопросом.

Разумеется, после такой встречи Попову не пришлось служить в Пугачеве, но и епископ Николай очень недолго удержался в Новом соборе, он укрепился в Старом, где настоятелем был давно известный как либерал протоиерей Парадоксов, а на второй штат Амасийский перевел из села своего сына, тоже Николая [76].

Если епископ Николай хотел прикрыться авторитетом отца Василия Парадоксова, то он глубоко ошибся. Получилось наоборот, что и этот авторитет сильно пошатнулся, особенно среди прихожан Нового собора. Многие из них долгие годы не могли простить Парадоксову его уклонения от Православия.

Рассказывали, что отец Василий выступил на общегородском собрании верующих с защитой обновленчества, причем употребил выражение: «У Старой Церкви имеются наросты…» В ответ на это послышалась реплика: «Это у тебя у самого наросты» – намек на большую шишку на плешивой голове оратора.

На освободившееся место настоятеля Нового собора вскоре был назначен протоиерей Александр Моченев. Но пока об этом хлопотали, о пустующем месте узнал Варин и решил сам занять его. Самое видное (хотя далеко не самое богатое) место в уезде привлекало его и лично, и как уполномоченного ВЦУ, чтобы не выпустить его из сферы влияния обновленцев. Вот тут-то и произошло столкновение, в котором, в отличие от Самары, принимали участие не только женщины, а и мужчины, попечители. «Штурм» был отбит, сломать замка не дали, но Варин подал в суд на весь церковный совет. Среди его членов был известный тогда в Пугачеве адвокат Земцов, как будто невелика шишка, уездная «знаменитость», но для характеристики Земцова можно сказать, что его соперником, как знатока своего дела, тогда был до сих пор славящийся, уже в Куйбышеве, Татаринцев.

Земцов, конечно, взял на себя защиту всех своих сотоварищей и выиграл дело.

Дальнейшие события развернулись на Святках, в зиму 1923–1924 годов. В Пугачеве были тогда два больших собора – Старый и Новый и, кроме них, еще маленькая кладбищенская церковка и храм при женском монастыре на юго-восточной оконечности города. На Крещение обыкновенно крестные ходы из всех церквей собирались к Новому собору и оттуда уже шли на иордань. Попечители Старого и Нового соборов по очереди «готови ли иордань», т. е. прорубали прорубь, делали подмостки для духовенства, на случай, если лед «сядет» от тяжести толпы, ставили рядом с прорубью большой ледяной крест и деревянное изображение Иоанна Предтечи и Крещаемого Спасителя, украшали все вокруг молодыми сосенками. На этот раз очередь была Нового собора, однако они заблаговременно предупредили «старособорных», чтобы те готовили свою иордань, что вместе они не пойдут.

Как? Почему? В чем дело?

Кажется, нагляднее, чем где бы то ни было, в Пугачеве подтверждалась особенность, ставшая чуть ли не одним из отличительных признаков обновленчества: инертность и непонимание прихожанами разницы между Православием и обновленчеством.

Соборы стояли на двух примыкающих одна к другой площадях, точнее на одной громадной площади, разделенной оврагом; от каждого из них были видны люди, собирающиеся около другого; и вот в Новом соборе происходили такие бурные события, а старособорные точно и не слушали ничего, до них только теперь дошло, что не кого-то неизвестного, а их именно, Ивана Васильевича, Василия Ивановича, Евдокию Петровну и других, новособорные считают раскольниками и не хотят молиться вместе с ними. Начались более или менее бурные объяснения между причтом и народом. Третий священник Старого собора, отец Димитрий Шашлов (переведенный епископом Николаем из Нового), встал на сторону православных. Парадоксов и младший Амасийский тоже смирились; принесли покаяние, заново освятили собор. Епископ Николай перешел в монастырь, в котором служил шурин младшего Амасийского, отец Александр Ахматов, тот самый, которого когда-то Наташа, в простоте душевной, называла «батюшкой лохматым».