Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

Г. Юницкой слушая сіе, блѣднѣлъ и краснѣлъ и хотѣлъ-было прикрывать неблагоросположеніе свое ко мнѣ увѣреніемъ, что онъ никогда въ разсужденіи меня не перемѣнялся. Но я, замявъ его рѣчь, сказалъ ему: «Оставимъ это и теперь поговоримъ о дѣлѣ, за которымъ я пріѣхалъ и которое можетъ благорасположенію моему послужить вамъ доказательствомѣ». И разсказалъ ему потомъ все слышанное мною от Верещагина, от — слова — до — слова. И какъ изъ всего того не было ему ни малѣйшаго чего извѣстно, то не только слушалъ онъ все съ величавшимъ вниманіемъ, удивленіемъ и любопытствомъ, ко всѣмъ услышаннымъ такъ поразился, что, по выслушаніи всего, обнялъ меня, поцѣловалъ и, принося тысячу благодареній, увѣрялъ, что съ сего времени будетъ онъ меня почитать искреннимъ своимъ другомъ, прося чтобъ и я его почиталъ такимъ же. А съ сего пункта времени, и дѣйствительно, сдѣлались мы съ нимъ друзьями, и я во все время продолжавшаго его надо мною начальства, не инако былъ имъ какъ доволенъ.

По окончаніи сего, начали мы съ нимъ уже дружески совѣтовать, что намъ, при тогдашнихъ обстоятельствахъ, дѣлать, и какія принимать лучшія мѣры. Я совѣтовалъ и ему такимъ же образомъ поступить, какъ намѣревался я, то есть, не давая и примѣтить, что намъ всѣ злодѣйскіе ковы извѣстны и, презирая оныя, иттить прямою дорогою и стараться о исполненіи только своихъ должностей, предоставляя прочее все съ собою на произволъ Промыслу и смотрѣнію Господню. И какъ онъ совѣтъ мой одобрилъ, то совѣтовалъ я ему далѣе, для узнанія истиннаго мнѣнія и намѣренія намѣстникова, ѣхать на утріе къ нему одному и доложить словесно о нѣкоторыхъ дѣлахъ, относящихся до нашихъ волостей, на которыя необходимо нужно было намъ получить от него разрѣшеніе, и примѣчать, какъ онъ сіи доклады приметъ и какъ поступитъ при семъ случаѣ.

Предложеніе сіе понравилось г. Юницкому въ особливости, но ему хотѣлосьбыло, чтобъ ѣхалъ и я съ нимъ. Однако, я почиталъ за лучшее ему въ сей разъ не показываться, а смотрѣть, что будетъ; и чтобъ ему не позабыть о чемъ ему докладывать, то въ то же время и начеркалъ ему краткую о томъ записку, и потомъ, раскланявшись съ нимъ, поѣхалъ на квартеру, гдѣ, нашедъ у хозяина многихъ гостей, препроводилъ съ ними вечеръ въ разныхъ разговорахъ. Но въ послѣдующую потомъ ночь имѣлъ я сонъ, от смущенія душевнаго весьма безпокойный.

На другой день по-утру ѣду я къ директору и, по условію нашему, отпускаю его одного съ докладомъ къ намѣстнику; а самъ возвращаюсь на квартеру, въ любопытномъ ожиданіи что будетъ. И не успѣло пройтить и часа, какъ, гляжу, скачетъ ко мнѣ человѣкъ от Юницкаго, съ запискою, что намѣстникъ приказалъ, чтобъ я обо всемъ представляемомъ написалъ, по прежнимъ обыкновеніямъ, докладные ему на разрѣшенія пункты, и чтобъ онъ, Юницкой, привезъ ихъ къ нему послѣ обѣда. Почему и просилъ меня г. Юницкой надъ сочиненіемъ ихъ потрудиться и пріѣхать къ нему съ ними къ обѣду.

Удивился я, прочитавъ сію записку, и тѣмъ паче, что я всего меньше ожидалъ такого себѣ повелѣнія. И досадуя все еще на намѣстника, самъ себѣ говорилъ: «Смотри, пожалуй! Вчера разгузынился, самъ не зная за что, и меня почти съ безчестіемъ выгналъ, а севодни я же изволь писать и надоумливать его, что ему приказывать и опять моими же руками хочетъ жаръ загребать!» Но какъ не исполнить повелѣваемаго никакъ было не можно, то, подосадовавъ и поговоривъ симъ образомъ еще кое-что себѣ подъ носъ, принялся я за перо. И какъ матерія, которую писать, была у меня давно уже въ головѣ, то тотчасъ и намахалъ цѣлый листъ кругомъ точно такою формою, какою писывалъ я въ прежнія времена свои докладные пункты, и располагая оные такъ, чтобъ намѣстнику оставалось только сказать: «хорошо, и по сему исполнить». И какъ окончаніе строеніемъ каменной оранжереи было- однимъ изъ первѣйшихъ пунктовъ, то, поѣхавши къ Юницкому обѣдать, заѣхалъ я по дорогѣ къ архитектору Сокольникову и допросилъ его, чтобъ онъ послѣ обѣда пріѣхалъ къ намъ поговорить съ нами о строеніи оранжереи.

Я засталъ Юницкаго, возвратившагося уже от намѣстника и изъ казенной полаты и дожидающагося меня къ себѣ обѣдать, что было еще въ первый разъ, ибо до того никогда еще не ѣдалъ я его хлѣба-соли. Онъ, встрѣчая меня, первымъ словомъ спросилъ, привез ли я пункты? «Привезъ привезѣ», говорю я, и сталъ потомъ спрашивать, что у него происходило съ намѣстникомъ и какъ онъ о томъ приказывалъ? «Что! сказалъ онъ, вся моя аудіенція была очень кратковременна. Я нашолъ его не въ духѣ и что-то о чемъ печалющагося и въ огорченіи, и не успѣлъ ему начать дѣлать мои представленія, какъ онъ, не выслушивая ихъ почти, мнѣ сказалъ: «пожалуйте, скажите Болотову, написать обо всемъ что надобно, и на что нужно мое разрѣшеніе, такіе вопросные и докладные пункты, какіе онъ прежде сего писывалъ; онъ это знаетъ, и привезите ко мнѣ ихъ послѣ обѣда; а о ранжереѣ, и какъ бы ее вчернѣ скорѣе и съ меньшими коштами и хлопотами, поговорите вы, вмѣстѣ съ нимъ, съ Кузьмой Семеновичемъ, и посовѣтуйте, и такъ бы онъ и написалъ, какъ за лучшее признаете, и тогда дамъ я на все мое разрѣшеніе». Вотъ и все, что у насъ было, и онъ съ тѣмъ меня и отпустилъ. И теперь надобно бы намъ отыскать Кузьму Семеновича, архитектора». — «Да я къ нему сейчас!» уже и заѣзжалъ, предвидя, что до него дойдетъ дѣло, и онъ обѣщалъ сюда быть послѣ обѣда». — «Очень хорошо, батюшка, сказалъ на сіе Юницкой, и семъ же теперь расхлебаемъ щи вмѣстѣ.-Малой! посылай жену, чтобъ шла садиться за столѣ».

Послѣ обѣда сталъ я ему все написанное мною читать, и начали мы обо всемъ говорить и трактовать. Онъ очень доволенъ былъ всѣмъ написаннымъ и говорилъ, что нельзя быть лучше, и признавался, что ему бы такъ не написать. Между тѣмъ, пріѣхалъ и Сокольниковъ, и всѣ мы стали говорить и совѣтовать о ранжереи. И какъ все осталось на томъ, что у меня было уже объ ней написано, то, не долго думая, велѣлъ г. Юницкой запрягать карету и полетѣлъ съ ними къ намѣстнику, прося насъ, чтобы мы, до возвращенія его, посидѣли съ его женою и его бы дождались, на что мы охотно и согласились, ибо я очень любопытенъ былъ узнать, какъ намѣстникъ пункты мои приметъ и не велитъ ли чего прибавить или убавить.

Отсутствіе г. Юницкаго продолжалось не долго. Не прошло еще и часа, какъ, глядимъ, катитъ онъ уже обратно. И не успѣлъ къ намъ войтить, какъ, вынувъ изъ кармана бумаги и отдавая мнѣ ихъ, сказалъ: «Вотъ вамъ онѣ, подписанныя и апробованныя въ полной мѣрѣ». — «Чтожъ, не говорилъ онъ чего и не приказывалъ ли чего?» спросилъ я. — «Почти ничего, отвѣчалъ мнѣ на сіе г. Юницкой; я нашолъ его такимъ кроткимъ, какъ агнца, и никогда еще онъ такимъ благопріятнымъ ко мнѣ не былъ, какъ въ сей разъ. Не успѣлъ меня завидѣть, какъ спросилъ: «Что, судырь, написалъ ли Болотовъ докладные пункты, и привезли ли вы ихѣ». — «Вотъ они», сказалъ я, и ему ихъ подалъ. Онъ прочелъ ихъ съ особеннымъ вниманіемъ, и сказавъ, что все очень хорошо и нельзя лучше, взялъ тотчасъ перо, и отмѣтивъ противъ каждаго пункта свое одобреніе, подписалъ оные, и отдавая ихъ мнѣ сказалъ только: «Извольте, судырь, отдать ихъ Андрею Тимоѳеевичу и сказать, чтобъ онъ исполнялъ по онымъ все въ точности». Симъ и кончилось у насъ все и было ни лой, ни масло».