Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

(Октября 29 дня 1812 года, въ Дворениновѣ).

Любезный пріятель! Симъ образомъ кончилась тогдашняя наша московская поѣздка, стоившая намъ не малаго числа денегъ, а никакой существительной пользы намъ непринесшая. Смущеніе и безпокойство душевное, съ которымъ я въ Богородицкъ возвратился, увеличилось еще болѣе по пріѣздѣ въ оный. Меня встрѣтили увѣдомленіемъ, что недруги и недоброхоты мои злодѣйскими происками и разглашеніями своими чуть-было не возмутили всю волость безъ меня. Они не совѣстились въявь и повсюду разглашать, что въ скоромъ времени я вѣрно смѣненъ буду и на мое мѣсто, опредѣлится князь, нашъ городничій. И сей тайный мой ненавистник до того даже увѣренъ былъ въ занятіи моего мѣста, что не стыдился и не совѣстился даже принимать от многихъ поздравленія себя съ онымъ.

При услышаніи всего того, я наружно хотя и смѣялся симъ пустымъ разглашеніемъ и называлъ ихъ сущими враками., но въ самомъ дѣлѣ заключая, что разглашатели сего съ чего-нибудь сіе брали, подозрѣвалъ, не доставлено ли имъ какова въ томъ удостовѣренія и не подвержен ли я дѣйствительно еще великой опасности. Почему знать, думалъ и говорилъ я самъ себѣ, что у намѣстника на умѣ и не покинул ли онъ послѣ себя какихъ повелѣній, относящихся до опредѣленія на мое мѣсто Бунина или кого другого? Словомъ, слухи сіи такъ меня и все мое семейство смущали и озабочивали, что мы помышляли уже о томъ, какъ бы намъ заблаговременно переправить имѣющіеся у насъ въ деревнѣ маленькіе и кое-какъ слѣпленные хоромцы; такъ, чтобы намъ, въ случаѣ незапной отставки, можно было въ нихъ жить и имѣть какое-нибудь на первый случай убѣжище; и опасеніе наше было такъ велико, что мы съ сыномъ своимъ начертили уже планъ и придумали какъ бы намъ ихъ переправить и къ житью въ нихъ спокойнѣйшими сдѣлать, нежели каковы они были; и не проходило почты, съ которою бы не ожидали мы каких- нибудь непріятныхъ о себѣ повелѣній.

Впрочемъ, не успѣли мы пріѣхать, какъ въ тотъ же день пріѣхалъ къ намъ одинъ бѣдненькій, знакомый дворянинъ, живущій неподалеку от нашей алексинской деревни и называющійся Иваномъ Григорьевичемъ Лисенко, и привезшій съ собою меньшаго своего сына, мальчика лѣтъ двѣнадцати или тринадцати, невѣдомо-какъ просилъ меня взять его пожить къ себѣ и поучить чему-нибудь. Намъ, при тогдашнихъ смутныхъ обстоятельствахъ, хотя и не до того было, чтобъ умножать свое семейство чужими и посторонними дѣтьми, однако, подумавъ-погадавъ и видя мальчика неглупаго, довольно остренькаго и выученнаго уже грамотѣ, рѣшился я сдѣлать ему сіе одолженіе и, оставивъ его у себя, расположился поучить его чему было намъ можно. Онъ жилъ у насъ нѣсколько лѣтъ и провелъ время сіе не по-пустому, а заимствовалъ много кое-чего от меня и от моего сына, научился порядочно писать, ариѳметикѣ, отчасти географіи, изряднёхонько рисовать, а что всего паче-поправился и образовался такъ и въ нравственномъ своемъ характерѣ, что вышелъ изъ него порядочный человѣкъ. Онъ и понынѣ еще живъ и служитъ въ Ригскомъ гарнизонѣ офицеромъ, женился тамъ на офицерской дочери и, имѣя въ форштатѣ собственный домикъ, живетъ порядочно и никакъ не позабылъ, а помнитъ и чувствуетъ и понынѣ оказанное нами ему въ малолѣтствѣ благодѣяніе. Зовутъ его Петромъ Ивановичемъ.

Въ тотъ же день къ вечеру пріѣхала изъ Москвы и отстававшая позади насъ кибитка, со всѣми нашими покупками и книгами, и доставила намъ съ сыномъ превеликое удовольствіе при разбираніи, разсматриваніи и разстанавливаніи оныхъ. Я уже упоминалъ, что количество ихъ было нарочито велико, и я попромоталъ на нихъ, буде то мотовствомъ назвать можно, таки-довольно денегъ и употребилъ ихъ лучше на сіе, нежели на проигрышъ въ карты или какія-нибудь иныя безполезныя, и кратковременное только удовольствіе доставляющія, издержки. Отѣ сихъ, по крайней мѣрѣ, произошла та польза, что онѣ не только тогда мнѣ со всѣми дѣтьми моими доставили несмѣтное множество минутъ пріятныхъ, но и во всѣ послѣдующіе затѣмъ годы и даже и понынѣ и мнѣ, и многимъ другимъ доставляютъ удовольствіе и множество часовъ и минутъ пріятныхъ. Къ числу интереснѣйшихъ книгъ, купленныхъ въ сію мою московскую поѣздку, принадлежали: большая книга съ иллюминованными иностранными произрастеніями; большая библія въ лицахъ и составленная вся изъ однихъ эстамповъ; большая натуральная исторія, со множествомъ эстамповъ; французская исторія народа Божія, состоящая во многихъ и большихъ томахъ; и многія другія.

Черезъ четыре дни послѣ нашего возвращенія, насталъ день рожденія сына моего Павла, которому совершилось тогда ровно 20 лѣтъ от роду, и мы, по случаю сего, сдѣлали у себя небольшой праздничекъ и провели сей день съ удовольствіемъ, хотя по вышеупомянутымъ причинамъ и разсѣвающимся повсюду отъ-часу больше о скорой намъ смѣнѣ слухомъ, не совсѣмъ съ покойнымъ духомъ. Около сего же времени возвратились изъ Москвы и наши Ламковскіе родные въ свою деревню, и съ сего времени начались у насъ опять частыя свиданія и другъ къ другу переѣзды. А я, около сего же времени, послалъ въ Алексинъ прошеніе о формальномъ опредѣленіи меня опекуномъ надъ имѣніемъ малолѣтнаго и живущаго у меня моего племянника, котораго изъ деревни привезли наши съ собою.

Вскорѣ послѣ сего имѣлъ я чувствительное удовольствіе пожать въ первый разъ плоды от трудовъ моихъ, употребленныхъ на отмежеваніе покупной моей земли въ Кирсановской деревнѣ. Пріѣхавшій оттуда прикащикъ мой привезъ ко мнѣ въ сей разъ изрядный и такой доходецъ, какова я до сего никогда еще не получивалъ. Оный простирался уже до 800 рублей, вырученныхъ на большую часть и за отдаванную уже въ наймы, отмежеванную мнѣ землю, и меня сіе довольно порадовало.

Въ самый сей день пріѣхалъ къ намъ въ Богородицкъ и командиръ мой, г-нъ Юницкой, котораго мы къ себѣ уже и ждали; ибо около сего времени вышли сроки одной части отдаточныхъ нашихъ земель и надлежало ихъ переоброчивать, и ему хотѣлось самому быть при торговлѣ сей. Съ нимъ, къ удивленію нашему, пріѣхала и жена его, и оба они расположились въ флигелѣ замка. Пребываніе его въ сей разъ у насъ продлилось дня три или четыре, которые, по случаю бывшей въ оные торговли и переоброчки земель и съѣхавшагося для сего многова дворянства и простаго народа, преисполнены были для насъ множествомъ суетъ, хлопотъ и безпокойствъ. Но мы, по крайней мѣрѣ, рады были, что все происходило у насъ мирно, ладно, спокойно и хорошо. Г. Юницкой обходился со мноютак, какъ съ другомъ, и ничего почти не предпринималъ, безъ согласія моего и совѣта, и былъ болѣе свидѣтелемъ, нежели производителемъ всѣхъ дѣлъ, которыми распоряжать поручалъ мнѣ, какъ болѣе его сіе дѣло знающему. А я распорядилъ все сіе дѣло такъ, что мы оное скоро и въ одинъ день почти и такъ кончили, что всѣ остались довольными; а нѣкоторое неудовольствіе получили только тульскіе господа, а особливо члены казенной полаты, кагорымъ весьма-было хотѣлось, получивъ земли наши за дешевую цѣну, нагрѣть себѣ от нихъ руки, но въ надеждѣ своей обманулись. Но тому уже не мы, а они сами были виноваты, опоздавъ и приславъ торговаться тогда, когда земли всѣ уже розданы были. Сіе случилось не нарочно, а очень кстати, и равно какъ бы въ наказаніе за злые ихъ противъ обоихъ насъ съ Юницкимъ умыслы.