Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

Бѣдное самое оно было, хотя и принадлежалъ онъ къ числу тѣхъ поселянъ, которыхъ однихъ можно почесть въ нашемъ отечествѣ вольными! Бѣдняки сіи называли себя дворянами, хотя въ самомъ дѣлѣ были они только однодворцы и никогда не принадлежали къ числу дворянскаго корпуса. Онъ сказывалъ мнѣ, что прежде сего была тутъ цѣлая деревня, состоящая болѣе нежели изъ 20 дворовъ, и что, вся она, за нѣсколько уже лѣтъ, сошла въ другое мѣсто, и что ихъ тутъ только три дворика осталось. Впрочемъ, показался онъ мнѣ мужикомъ изряднымъ и не походилъ на вора и разбойника. Велика ли его семья — я не спрашивалъ, а видѣлъ только множество дѣтей обоего пола и разнаго возраста. Всѣ они, особливо дѣвчонки, были сколько-нибудь лучше крестьянскихъ. Платьецо и юпчонки было на нихъ изрядное и не похожее на крестьянское, а такое, какое носятъ въ дворянскихъ домахъ дворовыхъ людей дѣти; а такое-жъ имѣли и взрослыя женщины. Что касается до мущинъ, то они ни чѣмъ не отличались от крестьянъ. Были у нихъ такія же бороды, такое же платье и такая же обувь; почему и лучшая ихъ нажить, которую я видѣлъ тутъ развѣшанную по шестамъ, состояла только изъ нѣсколькихъ шубъ, кафтановъ, юпок, тѣлогрѣекъ и тому подобномъ. Во всемъ видна была простота и весьма небогатое состояніе, а тому же и отвѣтствовало и все строеніе двора. Не было въ немъ ничего особливаго и могущаго свидѣтельствовать о его преимуществѣ передъ крестьянами, или чтобъ было вниманія достойное, не смотря хотя и могъ онъ въ свое время употреблять на себя и предпринимать всё, что ему угодно; ибо не отправлялъ онъ ни боярщины, ни подводъ и не платилъ ничего и ни кому, кромѣ однѣхъ обыкновенныхъ податей государю.

Между тѣмъ какъ я симъ образомъ то о томъ, то о другомъ съ хозяиномъ разговаривалъ, имѣлъ посланный мною въ село время исполнить свою коммиссію и ко мнѣ возвратиться. Онъ обрадовалъ меня, сказавъ, что хотя съ превеликимъ трудомъ, но колёса досталъ, и что принужденъ былъ ходить къ самому графу и умолять его, чтобъ онъ продалъ намъ ихъ изъ подъ своей кибитки, ибо, кромѣ его колесъ, не можно было отыскать никакихъ иныхъ во всемъ его селѣ. Мы принуждены были на мѣсто ихъ отдать оба свои и придать еще 5 рублей денегъ, что было хотя и слишкомъ дорого, но мы, по крайней мѣрѣ, довольны были тѣмъ, что достали и что несчастіе сіе не произвело намъ ни какой остановки.

Покуда новыя наши колёса прилаживали и оси подстригали и кибитку приводили въ состояніе, поспѣлъ нашъ обѣдъ. Живыя курицы, взятыя нами съ собою, снабдили насъ вкуснымъ и хорошимъ обѣдомъ. Пошелъ будить моего больнаго спутника, нашелъ я его уже проснувшимся и чувствующимъ от головной боли своей нѣкоторое облегченіе. Я обрадовался тому несказанно, и обѣдъ показался мнѣ вдвое слаже, нежели какимъ я его быть чаялъ. Пообѣдавъ и выкормивъ лошадей, стали мы собираться въ путь. И какъ опытность намъ доказала, что кибитка наша была тяжеле самой кареты, то разсудили мы въ упряжи нашей произвесть перемѣну и въ каретѣ оставить только четырехъ лошадей, а подъ кибитку запречь пять, и чрезъ то уровнять сколько-нибудь наши повозки.

Мы отправились въ путь въ обыковенное время. И какъ день былъ довольно еще великъ, погода ясная, а дорога хорошая и гладкая, то успѣли въ тотъ же еще день переѣхать сорокъ верстъ и доѣхать до города Ранибурга. На семъ переѣздѣ ѣхали мы чрезъ два огромныя селенія. Первое изъ нихъ было село Остапово, отстоящее от Толстова 10 верстъ, а второе село — Головинщино, отстоящее от сего 10, а от Ранибурга за 20 верстъ. Положеніе мѣстъ между помянутыми тремя селами было довольно изрядное, и мѣста не походили на степныя. Мы ѣхали на большую часть вдоль протекающей въ сихъ мѣстахъ рѣчки, окруженной долинами, холмами и пригорками, украшенными кой-гдѣ изрядными рощицами и лѣсочками; переѣзжали нѣсколько разъ по мостамъ рѣчки, и со взорами нашими встрѣчались часто пріятныя мѣстоположенія. До послѣдняго изъ сихъ селъ доѣхали мы таки — благополучно; но тутъ начала нападать на насъ новая забота. Новокупленныя наши колёса подъ кибиткою были далеко не таковы плотны и надежны, какъ прежнія, но гораздо тонѣе и слабѣе; сверхъ того, стояли они долго безъ дѣйствія и пообсохли; а сіе и было причиною, что не успѣли мы на нихъ поѣхать, какъ они и стали подъ тяжестью нашей кибитки накатываться и шины на нихъ ослабляться и терять свои гвозди. Мы хотя и старались подкрѣпить ихъ рваньми, но сіе мало помогло. А не успѣли мы до сего села доѣхать, какъ шина на одномъ колесѣ лопнула и оторвался от ней немалый шматъ. Люди наши хотя сего не уважили, а думали, что ежели положатъ еще рвани, такъ дѣло тѣмъ и кончится; но я не то думалъ, а предвидя, что и сіи колёса наведутъ намъ много, хлопотъ, озабочивался тѣмъ очень, и охотно бы велѣлъ починить оное кузнецу; но, по несчастію, во всемъ селеніи ономъ ни кузницы, ни кузнеца не было, и я принужденъ былъ отложить сіе до Ранибурга. До сего города оставалось намъ ѣхать еще цѣлыхъ 20 верстъ. И хотя было уже не очень рано, но, надѣясь на доброту дороги, пустились мы на сей переѣздъ. Дорога, въ самомъ дѣлѣ, была хороша и шла безпрерывною ровною степью, такъ что мы множество верстъ ѣхали, не видѣвъ ничего, кромѣ неба и окомъ необозрѣваемыхъ хлѣбныхъ полей и въ лѣвой сторонѣ плоскій долъ, съ извивающеюся по оной рѣчкою.

Со всѣмъ тѣмъ, какъ мы ни спѣшили, однако до Ранибурга не прежде могли доѣхать, какъ уже по захожденіи солнца и въ самыя сумерки. Городъ Ранибурѣ, сидючи на возвышенномъ мѣстѣ, по конецъ сей обширной ровнины, видѣнъ былъ уже издалека и болѣе нежели верстъ за десять, и мы любовались уже издалека его видомъ. Но, подъѣзжая къ самому городу, принуждены мы были проѣзжать напередъ сквозь одно достроенное бири- бердою, кое-какъ, и столь обширное однодворческое село, что въ длину простирается оно болѣе нежели на двѣ версты. Село сіе сидитъ внизу подъ самымъ городомъ и достопамятно потому, что нѣкогда все сіе мѣсто было подъ водою, составляющею преогромный прудъ, имѣющій пособіе сущаго озера. Было сіе въ то время, когда мѣсто сіе принадлежало славному князю Меншикову, толико знаменитому въ россійской исторіи. Двѣ нарочитой величины рѣчки, стекающіяся въ семъ мѣстѣ, перепружены были предлинною плотиною и произвели столь великій прудъ, что на ономъ на парусахъ въ судахъ можно было плавать. Жители ранибургскіе разсказывали мнѣ, что помянутая плотина и понынѣ видна, и ежели-бъ захватить прорванное мѣсто, то все сіе село залило бы водою.

Проѣхавъ оное, переѣзжали мы одну изъ помянутыхъ рѣкъ по мосту, и рѣка была въ семъ мѣстѣ нарочито велика и протекала подлѣ самой крутой и высокой горы, на которой крѣпость Ранибургская построена. Она имѣла съ сей стороны въ особливости величественный видъ; и какъ внутри крѣпости находящіяся каменныя зданія, такъ и высокіе бастіоны и глубокіе рвы, которыми она окружена, извлекали от каждаго къ ней нѣкакое почтеніе. Я не могъ безъ особливаго чувствованія и почтенія взирать на сіи мѣста, освященныя нѣкогда присутствіемъ величайшаго въ свѣтѣ монарха, и на сіи бастіоны, собственными его руками закладываемые. Я приводилъ себѣ на память все извѣстное мнѣ о томъ, и пренося умъ свой въ прошедшія отдаленныя времена, мнилъ въ умѣ своемъ, какъ на яву, видѣть, какъ нѣкогда великій нашъ Преобразитель Россіи, съ любимцами и вѣрными служителями своими, по сему красивому и пышному хребту горы повелѣвающей необозримою окомъ равниною, расхаживалъ, какъ избиралъ лучшее для крѣпости мѣсто, оное самъ расчерчивалъ, суетился, работалъ, и, наконецъ, собственными своими руками закладывалъ, и по заложеніи, на всякомъ бастіонѣ пилъ за отсутственныхъ друзей своихъ здоровье, и послѣ того тутъ же писалъ къ наилучшему своему другу и любимцу письмо, увѣдомляя его о томъ, не такъ какъ подданнаго, но какъ нѣжнолюбимаго друга, и всѣхъ бывшихъ при немъ генераловъ и другихъ знатныхъ особъ заставливалъ приписывать имена и поклоны свои князю Меншикову; и какъ сіи всѣ будучи подгулявшими, всякій, какъ умѣлъ, на своемъ природномъ языкѣ, привѣтствія свои и поклоны князю изъявляли. Все сіе воображалъ я въ умѣ своемъ и смотрѣлъ съ такою жадностію на земляные валы, въ хорошемъ еще состояніи находящіеся, что досадовалъ даже на лошадей, промчавшихъ насъ слишкомъ скоро мимо мѣстъ, столь многодостопамятныхъ. Но бѣдныя сіитвари, перетащившія грузныя повозки наши толь длинное въ сей день разстояніе, жаждали уже своего покоя, да и намъ, за наступающими уже сумерками, долго медлить, было не можно.