Григорий Аросев - Владимир Набоков, отец Владимира Набокова

Винберг и его участие в заговоре – совершенно неясная часть истории.

Ее могли бы прояснить показания убийц Владимира Набокова, данные ими на судебном процессе, но о Винберге они упоминали вскользь, сознательно или бессознательно пытаясь отвести от него угрозу. «Мы жили с ним в одном пансионе, и он давал нам работу», – заявил Шабельский, присовокупляя красивые фразы о счастье знакомства с Винбергом и радости быть его другом. Все прочие вопросы о связях с ним Шабельский и Таборицкий игнорировали. Не помог и личный архив заговорщиков – просто потому что его не было. Выезжая из Мюнхена, они уничтожили свою частную переписку. При этом самого Винберга в здании филармонии не было, хотя еще накануне убийства он находился в Берлине. После того как полиция начала полноценное расследование, Винберга пригласили на допрос. Он рассказал, что уехал из Берлина вечером 27 марта (Таборицкий провожал его на вокзал) и прибыл в Мюнхен утром следующего дня. По всей вероятности, Винберг смог доказать это, предъявив билет или указав на свое алиби 28 марта. Нет сомнений, что трое единомышленников были вместе в Берлине и не могли не обсуждать план убийства Милюкова. Но на суде Таборицкий и Шабельский-Борк держали оборону крепости «Винберг» и удержали ее.

Неразберихи добавляло и то, что в те дни в Берлине проходили собрания русских монархистов и полиция полагала, что между этим мероприятиями, на которые для предотвращения беспорядков посылались агенты, и происшествием в филармонии есть связь. Однако доказано это все-таки не было, как и то, что монархисты планировали и последующие покушения. Точнее, может, планировали, но до реализации точно не дошло.

Сам процесс был не очень долгим – продлился четыре дня, с четвертого по седьмое июля 1922 года. Заговорщики рассказали, что по изначальному плану стрелять должен был Шабельский-Борк, а Таборицкому отводилась роль наблюдателя за действием и, при необходимости, защитника Шабельского. Кроме того, Таборицкий боялся, что его узнают – его избиение Александра Гучкова помнили многие. На процессе Таборицкий заявлял, что вообще не имел при себе оружия, а значит, не мог ни в кого стрелять, но свидетельскими показаниями это было опровергнуто.

Таборицкий вообще много отрицал. В частности, по его словам, он знал, что Шабельский «имел намерение убить Милюкова», но о том, было ли у него это намерение «в данном случае», он якобы не знал, а на лекцию они пришли с целью узнать, «остается ли Милюков и в настоящее время таким же политическим злодеем». Впрочем, Таборицкий тут же начал себе противоречить, заявив, что Шабельский решил застрелить Милюкова, если он не изменил своих взглядов, а он сам «решил только присутствовать при этом и, если понадобится, защитить Шабельского от расправы со стороны толпы» (если не знал, откуда такие планы?). Других противоречий, нестыковок и вранья в показаниях Таборицкого и Шабельского в ходе процесса было еще очень много.

Оба заговорщика отрицали и принадлежность к каким-либо политическим течениям или партиям, а также то, что им были известны взгляды Винберга. Собственные убеждения они сформулировали так: «Верность государю. Осознание того, что Россия может быть великой, только будучи монархией».

«Знали ли вы Набокова?» – спросил судья у Таборицкого и Шабельского-Борка. Они ответили, что впервые узнали его по портрету у судебного следователя. Таборицкий добавил, что до Берлина они Набокова не знали, «но что касается его берлинской деятельности, то она наилучшая». На это председатель суда возразил, что, по мнению подсудимых, Набоков был «не лучше» Милюкова и что обвиняемые «нисколько не жалели», что Набоков был убит. Шабельский ответил, что он и раньше слышал имя Набокова, в частности, что он подписал Выборгское воззвание. Шабельский сказал также, что он не знал о работе Набокова в «Руле» и лично не был с ним знаком. Чуть позже Шабельский добавил, что «убийство Набокова и ранение разных лиц – это страшное дело, [оно] стоит теперь перед моими глазами».

Много споров во время процесса вызвал вопрос, кто стрелял в Набокова, делал ли это стрелявший умышленно и прочие. (Отметим, что в целом самому факту убийства Набокова внимания уделяли гораздо меньше, чем факту покушения на Милюкова, точнее, выяснению мотивов и распределению обязанностей между Таборицким и Шабельским-Борком.) Оба обвиняемых и их адвокаты изо всех сил старались сделать вид, что Таборицкий вообще ни при чем и у него даже не было с собой пистолета. Но суд их аргументам не внял. «Стреляя в Набокова, Таборицкий имел намерение убить его, ибо понимал, что смерть Набокова может освободить его друга Шабельского. Поэтому-то, хотя заранее обдуманного намерения убить Набокова у Таборицкого не было, несомненно, он совершил это убийство сознательно», – сказал прокурор, приводя в пример казус Вильгельма Телля, у которого намерения убить сына «совершенно очевидно» не было. И председатель суда, и присяжные с этой точкой зрения согласились.

Присяжные предложили назначить Шабельскому десять лет каторжных работ за покушение на Милюкова, а Таборицкому – восемь лет за соучастие в заговоре и еще пять лет за «нанесение смертельных ран» Владимиру Набокову.

Один из адвокатов возразил, что Шабельскому надо назначить минимальный срок наказания – три года, а в отношении Таборицкого должно быть допущено «смягчение участи». Другой адвокат, во второй половине процесса представлявший интересы одного Таборицкого, сказал, что его подзащитный, «конечно», должен получить меньшее наказание, чем Шабельский-Борк, «главный виновник».

Итог удивил всех или почти всех: Шабельский получил 12 лет каторги, Таборицкий – 14.

Во время судебного процесса звучало много красивых, правильных слов о гостеприимстве Германии, которое предали Шабельский-Борк и Таборицкий, замыслив одно убийство и осуществив, пусть и случайно, другое. Германия, говорили прокуроры, правильно сделала, открыв свои двери «несчастным русским», но указывали, что в их стране недопустимо совершенное заговорщиками. «Пусть ваш суровый приговор будет предупреждением для других деятелей подобного рода», – сказал прокурор.

Действительность оказалась совсем иной. Да, приговор был суровым, но его исполнение…

Наказание Таборицкий отбывал с октября 1922-го по конец апреля 1927-го – суммарно Таборицкий отсидел, с учетом предварительного заключения, чуть больше пяти лет. Шабельский-Борк был освобожден и того раньше – почти на два месяца. Оба были амнистированы, а остаток срока был зачтен условно. Их освобождение – еще одна темная страница истории. Во многих источниках указывается, что преступники были освобождены «под давлением» русских монархистов-эмигрантов. Что это за давление и что за русские монархисты-эмигранты, достоверно сказать невозможно. Давление, безусловно, оказывалось, иначе бы зачем в еще относительно тихом 1927-м выпускать из тюрьмы иностранцев (даже не немцев), которые совершили доказанное преступление? Но кем оно оказывалось – вопрос.