Петр Яшек - Заключённый с боевиками ИГИЛ

17 января состояние моего здоровья ухудшилось настолько, что я вынужден был прекратить голодовку. Я перестал контролировать ситуацию и, вместо этого, отдал всё в своей жизни — включая продолжительность моего пребывания в тюрьме — Господу. Прошло восемь дней с тех пор, как я ел в последний раз. На следующее утро, чтобы помочь мне набрать вес и оправиться от истощения, мой завтрак начали дополнять двумя маленькими простыми йогуртами и двумя варёными яйцами.

«Аллаху Акбар!» почти постоянно звучало в нашей тюремной камере. Эти слова — часть призыва к мусульманской молитве, и каждый мусульманин непрерывно повторял их в течение дня, по сто раз на день, ежедневно. Заключённый в крошечной камере, я наблюдал, как мои сокамерники кланяются и слушают чтение Корана. Постоянно пребывая в окружении бормочущих голосов и повторяющихся молитв, я начал беспокоиться о своём психическом здоровье и почувствовал сильную потребность в том, чтобы что-то иное, кроме их голосов, занимало мой разум.

В последние дни января, во время молитв моих сокамерников-мусульман, Господь начал посылать мне на ум христианские песни. Наблюдая за тем, как мусульмане склоняют к земле лица, я вспомнил гимн, которому меня научил отец, когда я был совсем маленьким: «Каждое колено преклонится». В Чехословакии во время подпольных собраний по обучению ученичеству мы спонтанно начинали петь этот гимн. Теперь и в моей тюремной камере в мой разум начали врываться эти же слова. Когда мусульмане молились, я снова и снова пел в уме эту песню, и это помогало мне превозносить имя моего Господа. Пять раз в день, когда мне приходилось стоять в камере возле туалета, лицом к унитазу, я повторял припев: «Каждое колено преклонится, всякий язык исповедует, что Ты — Господь». Напоминая себе, что когда-то каждый человек склонит колени, преклоняясь перед моим Господом, я начал осознавать вечную реальность моей победы во Христе, и моё здравомыслие не пошатнулось.

В момент, когда я больше всего беспокоился о своём психическом здоровье, Святой Дух напомнил мне стих из Послания к филиппийцам 4:7: «…и мир Божий, который превыше всякого ума, соблюдёт сердца ваши и помышления ваши во Христе Иисусе». Он охранял не только моё сердце, но и мой разум.

Во время каждого азана, когда мои сокамерники омывали себя водой из ибрига, я восхвалял Бога словами из Книги Откровение 4:8: «И каждое из четырёх животных… ни днём, ни ночью не имеют покоя, взывая: свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядёт». Если эти четыре живых существа могли произносить слова «свят, свят, свят» на протяжении всей вечности, то я знал, что смогу произносить их одну минуту, пять минут или час. Я начал повторять этот стих в уме снова и снова: «Свят, свят, свят, Господь Бог Вседержитель!» Он заставил меня задуматься о таких конкретных атрибутах Бога, как Его святость, Его чистота, Его способность исцелять. «Свят, свят, свят Господь, Бог Целитель». И я начинал молиться за исцеление преследуемых христиан в Нигерии, которые недавно получили ранения во время серии антихристианских нападений. «Свят, свят, свят Господь, Бог Освободитель пленных». Я молился за христиан в Эритрее, заключённых в тюрьмы уже более десяти лет. «Свят, свят, свят Господь», — повторял я снова и снова. Я знал, что не могу петь гимны и произносить слова Писания вслух, однако мог свободно петь и произносить их в своём сердце.

Когда я начал больше концентрироваться на святости и силе Бога, а не на ужасах моей ежедневной реальности, динамика в моей тюремной камере начала меняться в худшую для меня сторону. Мои сокамерники из ИГИЛ не знали, что я начал в уме повторять эти молитвенные слова, но в течение той первой недели февраля чем больше я пел Богу и возносил Его имя, тем жёстче они обращались со мной. Поскольку я был единственным белым человеком во всей тюрьме, моя кожа стала особенно плодотворным и постоянным источником насмешек. «Посмотри, как грязны твои ноги, — хохотали они, указывая на мои бледные подошвы, — и посмотри, как чисты наши ноги».

Мои сокамерники стали настолько агрессивными, что ограничение моего передвижения по и без того крошечной камере больше не доставляло им удовольствия. Всякий раз, когда я шёл, они требовали, чтобы я уступал дорогу им. Меня заставляли часами сидеть на полу, скрестив ноги, — крайне болезненное для меня положение, поскольку я не привык к такой мусульманской практике.

Чтобы ещё больше оскорбить и унизить меня, сокамерники заставляли меня стирать своё нижнее бельё и голыми руками чистить унитаз. Они не позволили мне есть вместе с ними. «Ты — неверный и нечистый», — говорили сокамерники и заставили меня есть из отдельного блюда, которое они хранили возле туалета. Каждый раз, когда один из них облегчал мочевой пузырь, моё блюдо забрызгивало каплями мочи.

Меня обзывали всевозможными уничижительными именами, и когда я не сразу отзывался на кличку «грязная свинья» или «грязная крыса», сокамерники откручивали деревянную палку от метлы и били меня по голове. Каждое утро я просыпался с новыми синяками на теле и пульсирующей головной болью.

До сих пор Господь давал мне силы не отвечать на избиения. Когда меня ударяли по правой щеке, я подставлял левую. Конечно, даже если бы я и решил дать отпор и попытался защитить себя от их нападок, мои усилия были бы бесплодными против шести человек. Я никак не мог защититься от них, поэтому осознавал, что, если хочу остаться в живых, мне нужно отзываться на любые клички, которыми они называют меня.

Господь дал мне особую милость не только проповедовать им Евангелие, но и жить по Евангелию среди них. Я знал, что поступать так позволяло мне не моё «я», а Христос, живущий во мне. Когда мои сокамерники увидели, что я последовательно отказываюсь мстить им, их ненависть и агрессия стали ещё сильнее. Однако я знал, что мы, христиане, призваны любить своих врагов, делать добро тем, кто нас ненавидит, благословлять тех, кто нас проклинает, и молиться за тех, кто нас оскорбляет (Евангелие от Луки 6:27). На самом деле христианство является единственной религией, которая учит своих последователей любить своих врагов.

В процессе поступления в тюрьму мне удалось сохранить своё обручальное кольцо при себе, потому что с годами я набирал вес, и оно уже не снималось с пальца. Но когда я похудел в тюрьме, похудел и мой палец. Я начал замечать, как члены ИГИЛ посматривают на него.

— Отдай нам кольцо, — сказали они. — Если не отдашь, мы убьём тебя.

Я стал замечать, что они точат край одной из металлических тарелок и шлифуют ламель вентиляционной жалюзи, чтобы использовать их в качестве ножей.