Петр Яшек - Заключённый с боевиками ИГИЛ

После каждого судебного заседания проправительственные газеты публиковали статьи, в которых представляли нас худшими из преступников и наиболее опасными врагами суданского правительства. Несмотря на то, что такую же практику я наблюдал в тоталитарных странах по всему миру, где своим служением поддерживал преследуемых христиан, оказавшихся в подобной ситуации, я был крайне разочарован несправедливостью системы и беспомощностью, которую испытывал. Я знал, что буду признан виновным и могу быть приговорён к смертной казни. В лучшем случае я могу провести последующих два десятилетия своей жизни в тюрьме. Ночью, когда мне удалось безопасно воспользоваться телефоном, я позвонил своей семье, чтобы подготовить их к тому, что, как я знал, может произойти. Возможно, меня и освободят из тюрьмы, однако я также понимал, что меня могут приговорить к долгим годам тюремного заключения, пожизненному заключению или даже смерти, и хотел, чтобы моя семья была к этому готова.

Сотрудники консульства, а также чешский посол из Каира, присутствовавшие на многих судебных слушаниях, заверяли меня, что начнут переговоры о моём освобождении, как только будет вынесен приговор. Но сколько времени займёт процесс переговоров — недели, месяцы?

— Я подозреваю, что суд приговорит меня к двадцати годам тюремного заключения, — сказал я сотруднику чешского консульства через день после завершения судебного разбирательства.

— Нет, нет, — заверил он меня. — В таких случаях обычно приговаривают к сроку, равному тому, который обвиняемый уже отбыл. Я уверен, что вас освободят.

Как же я молился, чтобы он оказался прав!

Когда меня арестовали в Хартуме, то чисто выбрили и остригли. Теперь, спустя восемь месяцев, мои волосы стали длинными и касались спины, а с подбородка свисала борода, достающая до конца шеи. Это был воистину облик отшельника, и я чувствовал, что в полной мере выгляжу представителем дикой природы.

Чтобы приготовить себе еду в «Аль-Худе» при отсутствии электричества, нам часто приходилось проявлять творческий подход. Горящий уголь никогда не был лучшим вариантом из-за дыма, который заполнял камеру. Даже когда мы разжигали уголь возле двери, становилось почти невозможно дышать. Чтобы избавиться от тошнотворного запаха, у кого-то возникла идея жарить над огнём на горячей плите зелёные кофейные зёрна, которые, как оказалось, при нагревании издавали приятный аромат.

Тем не менее уголь так и не стал идеальным решением нашей кулинарной дилеммы. Поскольку заключённые проявляли большую находчивость, им удавалось переправлять в тюрьму всевозможные вещи, чтобы потом продавать другим заключённым, поэтому в «Аль-Худе» можно было купить практически всё. Таким образом, мы с сокамерниками «приобрели» резисторные провода для создания своих собственных электрических плит: африканских плит с конфорками, как мы их называли. Однажды, когда я случайно одновременно коснулся двух проводов, находящихся под напряжением, меня сильно ударило током, однако в итоге нам всё же удалось провести электрический ток через резисторную проводку напрямую к нескольким закалённым круглым грязевым решеткам, которые мы использовали для подогрева обеда.

Я постоянно беспокоился о том, что кто-нибудь может забрать мои вещи. В предыдущих тюрьмах персонал всегда запирал мой чемодан в складских помещениях. Здесь, в «Аль-Худе», воровство было обычным делом. Каждый заключённый сам отвечал за сохранность личного имущества. Я усвоил этот урок уже через три дня после приезда, когда стал замечать, что из моего чемодана начали пропадать вещи. Сначала дезодорант и мыло, потом — еда и лекарства. С тех пор я начал носить свой багаж за собой, куда бы ни шёл.

Чтобы сохранить более ценные вещи, такие как мой мобильный телефон, кредитные карты, кошелёк и деньги, я прятал их в потайном отделении пояса, который смастерила Ванда и который я постоянно носил на талии. Я снимал его только тогда, когда раздевался, чтобы помыться в туалете тюрьмы.

Примерно через неделю после прибытия в «Аль-Худу» я допустил ошибку, повесив этот пояс на вешалку в ванной комнате. Я закрыл глаза всего на несколько секунд, чтобы смыть мыло с лица, и когда снова открыл их, то увидел, что все мои вещи исчезли — все! Кто-то поджидал в соседней туалетной кабинке и прекрасно спланировал грабёж, как только я закрыл глаза. Это событие очень разочаровало меня, оскорбило и чрезвычайно рассердило. Я быстро позаимствовал сотовый телефон и связался со своей семьёй, чтобы проинструктировать их в том, как позвонить в банк и заблокировать все мои кредитные карты.

Через несколько минут, к моему огромному удивлению, пришёл брат Шукван с моими кредитными картами в руках. По-видимому, он использовал свою репутацию и влияние среди заключённых, чтобы выследить вора и вернуть мой телефон и другие ценные вещи. Денег в моём кошельке, однако, уже не было.

Однажды я упомянул ответственному за нашу часовню о том, что из моего чемодана украдено лекарство. «Принеси свой чемодан сюда, — сказал он. — Почему ты не сказал раньше?» Я проследовал за ним в часовню, и он объяснил, что там действуют только два из пяти туалетов, а остальные три заперты, поэтому он и старейшины церкви используют их для хранения вещей. Он сказал мне, что я могу поставить свой чемодан туда, и заверил, что он будет надёжно заперт.

С приближением декабря стоять на ежедневной перекличке, которую проводили на улице, стало очень холодно. Большая толпа заключённых, сидевшая в рядах по пять человек, угрюмо молчала. Для большинства из нас утро было наиболее печальной частью дня в тюрьме. Дрожа во тьме и холоде, каждый думал о своём будущем. «Ещё один день за решёткой! — сетовали мы. — Сколько ещё дней мы пробудем здесь?»

Прямо перед нашим рядом стояли три больших пустых глиняных сосуда для питьевой воды, называемые дабангами. Рассматривая их, я решил провести эти несчастные ранние утренние часы с максимальной пользой и начать свой день с молитвы. Я решил, что дабанги помогут мне сосредоточиться и визуализировать мою семью. Первой дабангой «будет» моя жена, второй — дочь, а третьей — сын, и я буду молиться за каждого из них по отдельности. После того, как я помолился за свою семью, я начал мысленно вести с ними разговор. «Моя дорогая дабанга Ванда, сколько ещё утренних, часов мне придётся провести здесь? Когда я смогу снова обнять тебя?» Ясное раннее утреннее небо было полно ярких звёзд. Я поднял глаза и увидел луну и созвездие Большая Медведица. «Наблюдает ли сейчас ту же картину Ванда? — спрашивал я себя. — Чем она сейчас занимается?» В эти драгоценные моменты, когда я смотрел на звёзды, я чувствовал особенную связь с ней.