Петр Яшек - Заключённый с боевиками ИГИЛ

В тюрьме брат Моним регулярно читал газеты. Большинство наших судебных слушаний проходили в воскресенье, а в понедельник-вторник в газетах, как правило, появлялись статьи о нашем деле. Моним читал их, а затем переводил для меня. Статьи часто иллюстрировались фотографиями, взятыми с моего жёсткого диска, — «доказательство» того, что я был шпионом.

Наблюдая за тем, как подконтрольные правительству газеты трубят о нашем деле, я понимал, что с каждым днём надежда на то, что нас приговорят к сроку заключения, равному уже отбытому, и отпустят домой, таяла: правительство Судана потратило слишком много времени и сил на то, чтобы изобразить нас опасными преступниками и шпионами. Для него важно использовать наше дело, чтобы попытаться продемонстрировать миру, что их система управления и исламские законы, пресекающие христианскую деятельность, хороши и уместны. Я знал, что мой арест и тюремное заключение носят политический характер, и был готов смело взглянуть в глаза будущему, что бы ни ждало меня, даже если это ещё много месяцев или даже лет тюремного заключения. Я знал, что Бог использует меня, и верил, что Он будет продолжать делать это, будь то в суданской тюрьме или дома среди моих родных.

Каждый вечер я тайно разговаривал со своей семьёй по мобильному телефону и подготовил их к тому, что буду признан виновным. «Не удивляйтесь, — говорил я им, — если меня приговорят к 15–20 годам тюремного заключения». Я не хотел, чтобы «обвинительный» приговор, который будет вынесен мне, шокировал их. Я призывал их не впадать в отчаянье и напоминал им, что чешское правительство ведёт с властями Судана переговоры по моему делу. И как только приговор будет вынесен, и мы узнаем его, — пытался я ободрить их, — тогда нам точно будет известно, что поставлено на карту, и тогда переговоры наберут новой силы!

На одном из предыдущих судебных заседаний 2 января 2017 года судьёй было установлено, что во время моего приезда в Хартум пастора Кувы там не было и что он только одолжил пастору Хасану свою машину. Таким образом, дело против пастора Кувы было закрыто из-за отсутствия состава преступления. Я сердечно радовался за пастора Куву и молился, чтобы такие же хорошие новости получил каждый из нас.

Однако Хасан, Моним и я всё ещё ожидали оглашения приговоров. И вот настал тот важный и долгожданный день. Мы молча шли в здание суда. Каждый из нас думал и молился, наблюдал и ждал. Я задавался вопросом, что сейчас делает дома Ванда, и молился, чтобы новости, которые мы получим сегодня, не сломили её. Мы вошли в зал суда и обнаружили, что он переполнен активистами, журналистами, представителями посольств и широкой общественности. Вошёл судья, и все встали.

Голос судьи звучал чётко и твёрдо, когда он зачитывал приговор с заранее подготовленного документа. Пастор Хасан и Моним были признаны виновными по четырём обвинениям, выдвинутым против них, и приговорены к двенадцати годам тюремного заключения. Дочь-подросток пастора Хасана упала на пол в слезах.

Я ожидал приговора, но поскольку слушание проводилось исключительно на арабском языке, я полностью зависел от перевода пастора Хасана. Я сидел на скамье, глубоко вздыхая, стараясь успокоить нервы, но чувствовал, как сердце выскакивает у меня из груди. Я сосредоточил внимание на судье и ждал, пока он начнёт зачитывать приговор. Когда он, наконец, начал, Хасан наклонился ко мне, чтобы перевести его слова на английский. Переводя, он не мог скрыть шок, звучавший в голосе. «Судья признал тебя виновным по всем восьми обвинениям, выдвинутым против тебя, и приговорил к пожизненному тюремному заключению — высшей мере наказания, за исключением смертной казни!»

Приговор также включал выплату штрафа в размере 100 тысяч суданских фунтов (почти 17 тысяч долларов США) и конфискацию всего моего оборудования — камеры и объективов Canon, ноутбука, айфона, видеокамеры и внешних жёстких дисков — всё это теперь стало собственностью правительства Судана.

Я был полностью уверен, что моя жизнь — в руках Господа, поэтому держался спокойно и после оглашения приговора испытал облегчение. Хотя я надеялся и молился за лучший исход дела, я совершенно не был удивлён тем, что правительство Судана приговорило меня к пожизненному заключению (что в Судане приравнивалось к двадцати годам заключения). И испытание, долгое испытание неизвестностью, наконец-то закончилось.

Суровость наказания демонстрировала всю абсурдность этого религиозно-политического судебного разбирательства, направленного против меня и моих дорогих суданских соратников-заключённых и братьев. Если бы правительство вынесло более разумный приговор — шесть месяцев или год, многие могли бы подумать, что обвинения были законными, и я действительно причастен к какой-либо преступной деятельности в Судане. Пожизненное же заключение, к которому было приговорено лицо, доставившее в страну помощь, ясно свидетельствовало о том, что весь процесс был бессмысленным фарсом.

Что касается моего имущества, меня совсем не волновала материальная потеря. Я мог купить себе новый компьютер или камеру. «Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!» (Книга Иова 1:21). Не беспокоился я и о пожизненном заключении. В конце концов, моя жизнь больше мне не принадлежала — она принадлежала Иисусу Христу! Он дорого заплатил за неё.

Пастор Хасан, Моним и я больше не жили в ожидании очередного судебного заседания в Хартуме. Мы больше не были обвиняемыми. Теперь мы были осуждёнными преступниками, и поэтому нас перевели в следующую тюрьму. Из-за отсутствия убедительных доказательств против них Хасан и Моним были настолько уверены в своём освобождении, что уже раздали всю свою одежду и личные вещи другим заключённым в «Аль-Худе».

Следующую после оглашения приговора ночь мы провели в промежуточной тюрьме в Омдурмане, в клетке под открытым небом, заполненной десятками дрожащих от холода мужчин. Как и полагалось при приёме преступников, приговорённых к длительным срокам заключения, мы прошли усложнённую процедуру приёма и отправки в конечный пункт назначения, которая, кроме прочего, включала в себя снятие отпечатков пальцев около дюжины раз. После очень холодной ночи под открытым небом, утром с нами проделали уже ставшую привычной процедуру погрузки в грузовик для скота. На этот раз, однако, мы не знали, куда нас повезут. Неопределённость грозила перерасти в беспокойство, и я напомнил себе, что Господь по-прежнему держит ситуацию в Своих руках.

Скотовоз медленно двигался по пыльным городским дорогам Хартума в направлении аэропорта и, наконец, прибыл в Северную общую тюрьму города Хартум, известную ещё как тюрьма «Кобер». Когда мы подъехали к массивному тюремному комплексу, я ощутил странную сочетание переживаний и мира. Я знал, что Бог — со мной, но я не мог знать, что ожидает нас на этой последней остановке суданской тюремной системы.