Петр Яшек - Заключённый с боевиками ИГИЛ

Главное здание тюремного комплекса было построено в 1905 году британцем по имени Купер, однако когда его фамилия была переведена на арабский язык, К-У-П-Е-Р превратился в К-О-Б-Е-Р. Мне казалось, что зарешеченные двери камер на обоих этажах главного корпуса тюрьмы «Кобер» выглядели так, как будто их только что привезли прямо с американской киносъемочной площадки.

Мы прошли процедуру приёма, а затем были доставлены в разные секторы тюрьмы. У меня забрали мой МРЗ-плеер, и хотя позволили оставить SIM-карту, я был вынужден сдать свой мобильный телефон. Я пребывал в ужасе от мысли, что у меня могут конфисковать мою Библию, однако, к моему огромному удивлению, мне позволили оставить её при себе. Хасан и я попали в разные секторы, которые оказались в относительно хорошем состоянии. Я был рад видеть, что туалеты и душевые находятся в рабочем состоянии.

Мониму, однако, повезло гораздо меньше. Его поместили в самую старую часть тюрьмы, здание, построенное ещё самим Купером. Оно было грязным и не имело ни водопровода, ни функционирующего туалета. Моним был родом из Дарфура, а дарфурцы из-за гражданской войны считаются чуть ли не предателями страны. Кроме того, его очень тёмная кожа сделала его мишенью для расизма, распространённого в Судане среди мусульман-арабов.

В последние годы в тюрьме «Кобер» были созданы «дома-призраки» — секретные помещения для содержания под стражей, где политзаключённых подвергали физическим и психологическим пыткам. Иногда их казнили. Сюда доставляли и смертников из «Аль-Худы», когда наступала дата приведения в исполнение смертного приговора. Хасан и Моним узнали об исполнении казни через повешение в тюрьме «Кобер» от приговорённых к высшей мере наказания в «Аль-Худе», однако сами мы этого никогда не видели.

В тюрьме «Кобер» было две кухни: на первой готовили пищу для своих заключённых, а на второй — для заключённых из соседней тюрьмы НСРБ. Поскольку наша еда была приготовлена на месте, плоский суданский хлеб, который мы получали каждый день, иногда был ещё свежим и тёплым. Даже помимо хлеба еда в «Кобере» была намного лучше, чем в тюрьме «Аль-Худа», где даже заключённые суданцы ничего не ели, сперва не проведя термическую обработку на своих изобретательно изготовленных прямо в тюрьме печах. Но даже в «Кобере» заключённые доготавливали пищу. Как и в «Аль-Худе», узникам «Кобера», у которых были деньги, разрешалось приобретать за них кое-что из продуктов, в том числе и пшеницу, а иногда даже мясо.

Нам с пастором Хасаном было известно, что некоторые из наших сокамерников-мусульман из «Аль-Худы», пойманные на мошенничестве, были переведены в наиболее строгую зону тюрьмы «Кобер». Когда, через несколько дней после нашего с Хасаном и Монимом прибытия, мы столкнулись с ними на территории тюрьмы, они бросились к нам с объятиями и широкими улыбками на лицах. Я сразу же понял, насколько они ценят нашу дружбу и дорожат ею, и снова возблагодарил Господа за то, что Он использовал меня таким образом.

Начальник тюрьмы и его заместитель часто совершали обходы, чтобы выслушать жалобы заключённых. «Мне разрешалось пользоваться своим МРЗ-плеером в «Аль-Худе», — сказал я. — Почему же я не могу пользоваться им здесь?» Меня заверили, что я могу, но должен лишь попросить об этом надзирателей. Однако, я так и не получил его.

Даже без МРЗ-плеера в тюрьме «Кобер» я продолжал преподавать английский. Используя Евангелие от Иоанна, я учил заключённых-мусульман основам английского языка и молился о том, чтобы послание Евангелия проникало в их сердца. В отличие от часовни «Аль-Худы», у меня были лишь редкие возможности проповедовать.

Поскольку я знал, что часовню посещали и мусульмане, я всегда старался, чтобы мои проповеди были евангелизационны-ми. Однако бесчисленные проповеди, составленные во время изучения мной Библии в «Нияба-Мендоле», всё ещё оставались неиспользованными, и я глубоко переживал из-за утраты регулярной возможности проповедовать.

Постепенно я научился приспосабливаться к условиям содержания в тюрьме «Кобер». Днём я всё ещё мог встречаться с пастором Хасаном, однако после вечерней переклички нас запирали в камерах в разных частях тюрьмы. В моём так называемом VIP-секторе я был помещён с осуждёнными правительственными чиновниками, полицейскими и сотрудниками службы безопасности, которые дезертировали с поля военных действий в Дарфуре или Йемене, куда президент Башир отправил их воевать за Саудовскою Аравию. В VIP-секторе сидел даже полковник службы безопасности Судана, который отказался выполнить один из приказов.

Эти люди были дружелюбны ко мне и делились со мной едой, которую в «Кобер» приносили их родственники. У одного из них даже была отдельная камера с кондиционером и спутниковым телевидением. Когда этот мужчина страдал от болезненной подагры, я дал ему несколько таблеток ибупрофена. Он был благодарен, что наконец-то получил облегчение. Узнав, что я не могу связаться со своей семьей, потому что у меня нет телефона, он предложил мне приходить в его камеру, когда я захочу, и использовать его телефон, чтобы звонить семье. «А может, это ловушка?» — задавался я вопросом. Сначала я отклонял его предложение, но через несколько долгих дней сдался и позвонил жене.

Тюрьма находилась очень близко к аэропорту, и из окна камеры я мог видеть взлетающие на ближайшей взлётно-посадочной полосе самолёты. Они были так близко, что я видел, как при взлёте поднимались их шасси, а ночью, когда разговаривал с Вандой, даже она слышала оглушительный рёв огромных российских грузовых самолётов. Моя семья узнала о моём приговоре от сотрудника консульского отдела посольства Чехии в Каире, но, хотя они были глубоко разочарованы, они всё же были готовы к такому исходу дела. Они надеялись, что дипломатические переговоры по моему освобождению будут успешными, но не знали, уйдут ли на них недели, месяцы или даже годы. Они продолжали верно поститься и молиться.

Заключённые в тюрьме «Кобер» солдаты НСРБ немного говорили по-английски и хотели, чтобы я научил их говорить лучше, поэтому, имея в руках Библию, я использовал в качестве учебника Евангелие от Иоанна. Солдаты приходили и уходили нескончаемым потоком, многих освобождали, как только они соглашались вернуться на поле боевых действий.

К счастью, мой новый друг из кондиционированной камеры не оказался шпионом НСРБ, хотя за время своего пребывания в тюрьме я столкнулся со множеством таких. В день, когда нам был вынесен приговор, нас перевели в переходную тюрьму в Омдурмане. В ожидании очереди на снятие отпечатков пальцев я заметил белого человека, немного старше меня, и поприветствовал его по-английски. «Откуда вы?» — поинтересовался я.