Владимир Высоцкий - Песни и стихи. Том 1

Олегу Николаевичу нынче

Докладываю данные развед.

Что на Таганке той — толпа нахальная,

У кассы очередь — гомор-содом,

Цыганка с картами — дорога дальняя

И снова строится казённый дом.

При всех делах Таганка с вами схожа,

Но при желаньи — разницу найдёшь.

Спектаклям нашим рукоплещут ложи,

А мы — без ложной скромности — без лож.

В свой полувек Олег на век моложе.

Вторая жизнь взамен семи смертей.

Из-за того, что есть в театре ложи,

Он может смело приглашать гостей.

Артисты мажутся французским тончиком,

С последних ярусов, и то видать.

А на Таганке той партер с балкончиком,

И грима не на что им покупать.

Подчас репертуары совпадают:

И тут, и там умеют брать нутром.

Они гурьбой Булгакова играют

И Пушкина, опять же, впятером.

Шагают роты с выкладкой на марше.

Двум ротным ордена за марш-рывок.

Всего на десять лет Любимов старше

Плюс десять дней, но разве это срок?

Гадали разное, года в гаданиях,

Но доиграются, и грянет гром!

К тому ж кирпичики на новом здании

Напоминают всем казённый дом.

Ломали, как когда-то Галилея,

Предсказывали крах — приём не нов,

Но оба добрались до юбилея

И дожили до важных орденов.

А на Таганке той возня мышиная

Перед гастролями — она бурлит.

Им предстоит Париж, дорога длинная,

А «Птица синяя» не предстоит.

Семь лет назад ты въехал в двери МХАТа

Через подъезд в парадном, на коне,

Ты сталь сварил, теперь все ждут проката

И изнутри, конечно, и извне.

Примеры? Далеко ходить не надо:

Был на Руси такой же человек.

Он щит прибил к воротам Цареграда

И звался тоже, кажется, Олег.

Волхвы пророчили: судьба печальная

Ждёт добрых молодцев и там и тут.

Цыганка с картами — дорога дальняя,

И змеи в черепе коня живут.

К тебе идут гурьбою и едва ли

За тем, что больше платишь за труды,

Но только дай Бог счастья тем, кто на бульваре.

Где чище стали Чистые Пруды.

Тоскуешь ли в минуты дорогие

По вечно и доподлинно живым,

Я понимаю, это ностальгия

По бывшим современникам твоим.

Здесь режиссёр в актёре умирает,

Но вот вам парадокс и перегиб:

Абдулов Сева — Севу каждый знает —

В Ефремово чуть было не погиб.

Нет, право! Мы похожи даже в споре —

Живём и против правды не грешим.

Я тоже чуть не умер в режиссёре

И, кстати, с удовольствием большим.

Во многом совпадают интересы,

Мы тоже пьём за Старый Новый Год,

В обоих коллективах «Мерседесы»,

Но только «Чайки» нам недостаёт.

Мы пара тварей с Ноева ковчега,

Два полушарья мы одной коры.

Не надо в академики Олега,

Бросайте в ящик чёрные шары.

И с той поры, как люди слезли с веток,

В сей день — один из главных — можно встать

И тост поднять за десять пятилеток,

За сто на два, за два по двадцать пять.

Нет меня, я покинул Расею!

Мои девочки ходят в соплях.

Я теперь свои семечки сею

На чужих Елисейских полях.

Кто-то вякнул в трамвае на Пресне,—

Нет его, умотал, наконец.

Вот и пусть свои чуждые песни

Пишет там про Версальский дворец.

Слышу, сзади обмен новостями,—

Да не тот. Тот уехал, спроси. —

Ах, не тот… — и толкают локтями,

И сидят на коленях в такси.

А тот, с которым сидел в Магадане,

Мой дружок по гражданской войне,

Говорит, что пишу ему: Ваня,

Скучно, Ваня, давай, брат, ко мне.

Я уже попросился обратно.

Унижался, юлил, умолял.

Ерунда, не вернусь, вероятно.

Потому что я не уезжал.

А кто поверил — тому по подарку,

Чтоб хороший конец, как в кино:

Забирай Триумфальную арку,

Налетай на заводы Рено.

Я смеюсь, умираю от смеха,

Как поверили этому бреду?

Не волнуйтесь, я не уехал.

И не надейтесь — я не уеду.

Без запретов и следов, об асфальт сжигая шины,

Из кошмара городов рвутся за город машины:

И громоздкие, как танки, форды, линкольны, селены,

Элегантные мустанги, мерседесы, ситроены.

Будто знают, игра стоит свеч.

Это будет, как кровная месть городам.

Поскорей, только б свечи не сжечь,

Карбюратор, и что у них есть ещё там.

И не видно полотна — лимузины, лимузины.

Среди них как два пятна две красивые машины,

Словно связанные тросом — а где тонко, там и рвётся —

Акселераторам, подсосам больше дела не найдётся.

Будто знают: игра стоит свеч.

Только б вырваться, выплатив всё по счетам.

Ну, а может, он скажет ей речь

На клаксоне, иль что у них есть ещё там.

Это скопище машин на тебя таит обиду,

Светло-серый лимузин, не теряй её из виду.

Впереди, гляди, разъезд, больше риска, больше веры,

Опоздаешь! Так и есть, ты промедлил, светло-серый.

Они знали: игра стоит свеч,

А теперь что ж сигналить рекламным щитам.

Ну, а может, гора ему с плеч,

Иль с капота, иль что у них есть ещё там.

Нет, развилка, как беда: стрелки врозь — и вот не здесь ты.

Неужели никогда не съезжаются разъезды?

Это сходится один… и врубив седьмую скорость,

Светло-серый лимузин позабыл нажать на тормоз.

Что ж, съезжаться пустые мечты,

Или это есть кровная месть городам?

Покатились колёса, мосты

И сердца, или что у них есть ещё там.

Ах, милый Ваня, я гуляю по Парижу,

И то, что слышу, и то, что вижу,

Пишу в блокнотик впечатлениям вдогонку.

Когда состарюсь издам книжонку.

Про то, что Ваня, Ваня, Ваня, Ваня, мы с тобой в Париже

Нужны, как в бане пассатижи.

Все эмигранты тут второго поколения.

Одни сплошные недоразумения.

Они всё путають — и имя, и названья,

И ты бы, Ваня, у них был «Ванья».

А в общем, Ваня, Ваня, Ваня, мы с тобой в Париже

Нужны, как в русской бане лыжи.

Я сам завёл с француженкою шашни,

Мои друзья теперь и Пьер и Жан.

И вот плевал я с Эйфелевой башни

На головы беспечных парижан.

Проникновенье наше по планете

Теперь особенно заметно вдалеке:

В общественном парижском туалете

Есть надписи на русском языке.

А в общем, Ваня, Ваня, Ваня, мы с тобой в Париже

Нужны, как в бане пассатижи.

Однажды я, накушавшись от пуза,

Дурной и красный, словно из парилки,

По кабакам в беспамятстве кружа,

Очнулся на коленях у француза,—

Я из его тарелки ел без вилки

И тем француза резал без ножа.

Кричал я: «Друг! За что боролись?!» — Он

Не разделял со мной моих сомнений.

Он был напуган, смят и потрясен

И пробовал прогнать меня с коленей.

Не тут-то было! Я сидел надежно,