Николай Козлов - Хранить вечно

Инструктаж был проведен в гостинице «Националь». Там я репетировал заседание «комитета заговорщиков» вместе с Петерсоном и Берзиным. Они пошли на настоящее собрание комитета, где их ждали Рейли, Вертамон, Каломатиано и еще кто-то. Как мне потом доложил Берзин, Рейли остался доволен. По крайней мере после этого Берзин стал получать от Рейли новые денежные суммы. Это все, что я могу добавить к своим показаниям, — сказал Петерс.

— И все-таки, — спокойно заметил Кингисепп, — нужно установить, кто выдал план ВЧК Рейли.

…Кингисепп пришел к себе в Кремль и перелистал папку со следственным делом. Дело начиналось показаниями Петерса, Берзина, Дзержинского, коменданта Кремля Малькова. Тут же был подшит протокол обыска и ареста Локкарта.

А вот письмо корреспондента «Фигаро» Ренэ Маршана, адресованное президенту Франции Пуанкаре. Письмо взято чекистами при обыске на квартире генерального консула генерала Гренара, ускользнувшего от ареста и скрывшегося в норвежском посольстве. Это — ценнейшее после показаний Берзина свидетельство участника совещания заговорщиков, состоявшегося 25 августа в генеральном американском консульстве.

Виктор Эдуардович расправил изрядно помятое письмо и стал читать, временами заглядывая в французско-русский словарь:

…Так я узнал, что один английский агент подготовил разрушение железнодорожного моста через Волхов недалеко от Званки… Разрушение этого моста равносильно обречению Петрограда на полный голод… Один французский агент присовокупил, что им уже сделана попытка взорвать Череповецкий мост… Затем речь шла о разрушении рельсов на различных линиях… Дело идет не об изолированных починах отдельных агентов, а о большом заговоре… Действия агентов специальных представителей стран Антанты в России могут иметь единственный гибельный результат — бросить Россию во все более кровавую и бесконечную борьбу, обрекая ее на нечеловеческие страдания от голода…

А вот протокол обыска конспиративной квартиры французского агента Анри Вертамона у директрисы французской гимназии Жанны Моренс… Она заявила чекистам, что Вертамон неожиданно уехал, не сказав куда. Его, конечно, предупредил Рейли. При обыске в обшивке мягких стульев и диванов найден шифр, карты Генерального штаба, в железных банках — восемнадцать фунтов пироксилина, капсюли от динамитных шашек, большая сумма денег.

Жанна Моренс не сказала о Рейли, хотя чекистам было известно, что он скрывается где-то в Москве и раньше нередко останавливался у Жанны. Обыск по адресу, названному Берзиным, — в доме три по Шереметьевскому переулку тоже не дал результатов. Жившая здесь любовница и связная Рейли артистка Второй студии Художественного театра Елизавета Оттен под давлением неопровержимых улик призналась, что Рейли жил у нее с начала июня до конца июля, потом переехал на другую, неизвестную ей квартиру, а встречаться они продолжали. Встречи происходили по вечерам у храма Христа Спасителя и на Никитском бульваре. Последняя встреча Оттен и Рейли состоялась в начале сентября.

— Господин Константин был крайне встревожен, — сказала Оттен. — Он сообщил, что срочно уезжает из Москвы, но при первой возможности даст о себе знать.

Жанну Моренс и Елизавету Оттен арестовали, а в их квартирах оставили чекистские засады.

Нашли и третью конспиративную квартиру Рейли. Ее хозяйка — еще одна любовница и связная разведчика — машинистка ВЦИК Ольга Старжевская показала, что Рейли не появлялся у нее с неделю. Арестовав Старжевскую, оперативная группа чекистов и здесь оставила засаду.

Вместе с Рейли исчез и Каломатиано. Было установлено, что он скрывается где-то в Москве под фамилией Серповского. Свою конспиративную квартиру он оставил 30 августа. И здесь тоже устроили засады. Мария Фриде съехала с квартиры у Сухарева рынка, не оставив адреса. Некоторые засады «сработали» в тот же день.

Елизавету Оттен навестила Мария Фриде. В ридикюле связной чекисты нашли серый пакет с важными секретными документами.

Кингисепп вызвал на допрос Александра Фриде.

Подполковник внешне был спокоен и подчеркнуто вежлив. Его почти лысая голова при каждом ответе следователю склонялась в поклоне, а на холеном, породистом, сейчас заросшем щетиной лице появлялась заискивающая улыбка.

Каждый раз он благодарил Кингисеппа за предложение быть искренним.

— Благодарю вас, коллега! Мы с вами юристы, и я отлично понимаю, что вам требуется… Извините, вы хотели что-то спросить?

— Расскажите о своем знакомстве с Каломатиано.

Фриде сказал приятным баритоном:

— Я вполне готов быть искренним, гражданин следователь, и ничего от вас не утаю. Знакомство мое и совместная деятельность с господином Каломатиано начались в мае сего года, числа не помню. Каломатиано обратился ко мне с предложением осведомлять его о хозяйственной, экономической и политической стороне жизни России, но отнюдь не военной… Источниками информации должны были служить слухи, которые в изобилии циркулируют ныне во всех слоях общества, всякие толки и пересуды…

— Значит, вы не просто занимались шпионажем, но еще и инсинуацией, клеветой на Советскую власть?

— Извините!.. Я хотел сказать — слухи, кроме явно нелепых…

— Ясно! Продолжайте.

— В этой осведомительской работе я не видел ничего не только преступного, но даже и предосудительного, смею вас заверить, гражданин следователь. Я не шпион, я, так сказать, частный информатор.

— И своей осведомительской деятельностью занимались совершенно бескорыстно?

— Вопрос был не в материальном вознаграждении, — уклонился от прямого ответа Фриде.

— Значит, ваши услуги не оплачивались? Вы оказывали их из высоких идейных побуждений?

Фриде доверительно наклонился к следователю:

— Ну, в наш меркантильный век ничто не делается совсем безвозмездно. Перефразируя слова поэта, я могу сказать: «Ничто не бесплатно под луною…» Первые месяцы я получал от Каломатиано по шестьсот рублей. Потом несколько больше, а как-то и всю тысячу.

— Но у вас нашли пятьдесят тысяч!

— Это не мои деньги, — снова поклонился Фриде и изобразил на лице полнейшую искренность. — Перед отъездом из Москвы Каломатиано дал мне эти пятьдесят тысяч на хранение. Делом моей чести было…

— И вы, опасаясь воров, спрятали эти деньги в несессере?

— Совершенно справедливо.

— От юриста можно было ожидать более квалифицированной лжи!

Кингисепп взглянул на Фриде полунасмешливо-полупрезрительно.

— Я показываю только правду! — Тонкие изящные пальцы подполковника сами собой забарабанили по столу Кингисеппа.

— Пока я не слышал ни слова правды. Кто такой Серповский?