Николай Козлов - Хранить вечно

Кингисепп внимательно наблюдал за Каломатиано, пока тот читал донесение бывшего полковника Солюса, своего агента и агента Сиднея Рейли. Но лицо Каломатиано осталось невозмутимым. Он был по-прежнему весел.

— Я не могу отвечать за то, — сказал он, — что вы нашли у господина и госпожи Фриде. В подобной информации я не нуждался, а если господин Фриде ее собирал, пусть за это сам теперь и отвечает. И никакого агента номер двенадцать, подписавшего донесение, я не имею чести знать.

«Крепкий орешек попался, — подумал Виктор Эдуардович. — Пора бить главным козырем. Бить наповал…» Была поздняя ночь. Кингисепп позвонил Петерсу.

— Яков Христофорыч! Прошу сейчас же прийти ко мне. У меня Каломатиано.

Кингисепп закурил трубку, предложил закурить Каломатиано и стал рассматривать его, переводя взгляд с веселого лица на ореховую трость арестованного. Каломатиано заметил это, но не подал виду. Он в свою очередь беспечно рассматривал обстановку комнаты, пускал кольца голубого дыма. От Кингисеппа не ускользнуло наигранное равнодушие, и теперь он почти не сомневался в том, что игра будет закончена и прожженный шпион получит мат.

Вошел Петерс и сразу тоже взглянул сначала на трость, а потом на ее владельца.

— Каломатиано при аресте у входа в норвежское консульство предъявил удостоверение на имя Серповского, — сказал Петерс, обращаясь к Кингисеппу, будто в кабинете больше никого не было. — При личном обыске и осмотре квартиры у него ничего не нашли, кроме… этой трости…

Каломатиано вздрогнул.

— Этой палочкой, — продолжал Петерс, — про которую нам говорил Берзин, Каломатиано довольно бодро помахивал при аресте. Интересно, что это за штучка?

Каломатиано побледнел. И теперь в его глазах уже не таилась насмешка. Петерс сел рядом с Виктором Эдуардовичем и хитро прищурил глаз. Потом подмигнул Кингисеппу. Тот взял со стола ореховую трость и стал ее рассматривать.

С лица Каломатиано исчезли последние следы невозмутимости. Кингисепп развинтил палку. Внутри ее был ствол. Всю трость заполняли листочки размером в визитную карточку и меньше с шифрованными донесениями, списками номеров, заменявшими фамилии, папиросная бумага с условными знаками, планами сложнейшей сети шпионажа. На листочках были расписки в получении денег.

Игра была проиграна, и Каломатиано обрел словоохотливость. Он любезно объяснял условные обозначения и растолковывал ключи к кодам.

«Австрийские мадьяры» в донесениях обозначали металлургическую промышленность. «Германцы» — сахарную. «Австрийские славяне» — продовольственное положение. «Банковская операция» — мобилизацию войск и так далее в том же роде.

Под расписками в получении денег было тридцать два номера.

Оставалось только одно: выяснить, какие фамилии скрываются на расписках под номерами, кто получал от Каломатиано деньги. А суммы, указанные в расписках, были немалые — от шестисот до тысячи рублей каждая. Но американец будто воды в рот набрал.

— Если не хотите, чтобы вас приговорили к расстрелу, назовите фамилии, — отчетливо выделяя каждое слово, сказал Петерс.

Каломатиано жалко улыбнулся. Руки суетливо шарили по коленям.

— Фамилии, — настойчиво повторил Петерс, постукивая пальцами по столу.

Каломатиано молчал.

— Тогда будем заканчивать, Яков Христофорович, — предложил Кингисепп. — Уведите арестованного!

Но Каломатиано проворно вскочил:

— Я скажу все. Все, до одной фамилии…

— Кое-какие номера мы можем разгадать сами, — сказал Кингисепп. — Тут написано: «Москва. 50 000 рублей от № 15 получил № 5». Номер 15 — это вы, а номер 5 — Фриде. Продолжайте, я буду записывать. И Кингисепп стал писать со слов Каломатиано:

Относительно найденных в моей трости расписок могу показать следующее: расписки, в которых номера расписываются в получении денег от № 15, — это расписки осведомителей, которые сообщали мне сведения экономического и политического характера. № 15 — это я сам. Под № 8 скрывается Иванов Леонид Александрович в Минске. Под № 11 — Хвалынский, шестьсот рублей в месяц, под № 10 — Потемкин Алексей Васильевич в Смоленске; № 12, 13, 14 перестали служить; № 24 — Загряжский, № 26 — Солюс, шестьсот рублей в месяц; № 5 — Фриде…

— А кто все-таки значился под номером двенадцать?

— Голицын Евгений Михайлович.

— Под номером четырнадцать?

— Это вымогатель и шантажист Дмитрий Александрович Ишевский.

— Ну, что ж, отправим арестованного, — сказал Кингисепп Петерсу.

Каломатиано увели.

…На другой день Кингисепп нанес последний удар Каломатиано.

— Вы заявили на предыдущих допросах, что у вас нет никакой конторы по сбору нужных вам так называемых коммерческих сведений, никакой организации. Будьте добры прочитать показания членов вашей организации, которая, вопреки вашим утверждениям, все-таки существовала и действовала.

— Не надо, — ответил американец. — Вы правы, господин следователь, когда утверждаете, что я имел организацию. Да, это так! — патетически воскликнул Каломатиано. — Я ее имел, и она меня теперь топит, как пудовая гиря, привязанная к ногам пловца. Организация была! И в ней состояли уже известные вам лица. Я им платил, хотя теперь вижу, что им не следовало давать ни одного цента, ни одного гроша, черт побери!

Виктор Эдуардович настороженно смотрел на американца. Что еще хочет пустить в ход дьявольски изворотливая, хитрая, умная бестия? Какого подвоха следует ждать?

— Но что это была за организация, — продолжал между тем Каломатиано. — Вы утверждаете: это политическая и военная разведка. Я говорю: организация коммерческой информации. И она служила интересам не только Америки, но и интересам новой России. Коммерсантам, чтобы торговать, нужно знать все.

«Вот, оказывается, что придумал ловкач в одиночке Бутырок!» — подумал Виктор Эдуардович.

А Каломатиано ораторствовал, словно на трибуне американского конгресса:

— Мы, американцы, — деловые люди, не так ли, господин следователь? Россия желает торговать с Америкой. Америка тоже желает торговать с Россией. Налицо — общность интересов. Разве не так? Но Америка плохо информирована о состоянии современной России, а вслепую торговать, покупать кота в мешке, как говорят русские, она не может. Без исчерпывающих данных не может быть торговли, ни один американский предприниматель не захочет рисковать капиталом. Предпринимателей, деловых людей Америки интересует все, вплоть до политического положения страны, в которой предполагается платежеспособность, кредитоспособность. Мы не торгуем с сибирским правительством Колчака, потому что не знаем, сколько оно продержится. И нам надо знать, сколько продержитесь вы, тем более, что положение у вас сейчас критическое, если не сказать больше.