Дебра Мерк - Девочка в гараже [Реальная история приемной мамы] [litres]

– Благодарю вас, джентльмены, – и судья кивнул, вызывая меня на трибуну.

Выслушав их вступительные речи, я поняла, почему меня вызвали в суд. Судья должен был постановить, вызывать меня в качестве свидетельницы в ходе процесса Карен или нет. И обвинители, и адвокаты защиты знали, что Карен говорила со мной о смерти Ханны. Так кем же я окажусь – преимуществом или обузой?

Все зависело от того, какая из сторон добьется своего.

Я чувствовала себя костью, за которую грызутся две собаки.

Но почему мое свидетельство против Карен так много значит? И почему я буду представлять угрозу для защиты, если дам показания в суде? Неужели им не хватает признания Карен? Полиция ведь его записала! При мысли о том, что на суде над Карен я буду выступать в качестве свидетеля, мне стало тошно. А если из-за моих показаний ее приговорят к смертной казни?

– Вызываю Дебру Мерк, – объявил адвокат защиты.

Я прошла по боковому проходу через зал суда к возвышению, на котором сидел судья.

Приближаясь к нему, я чувствовала, как меня бьет дрожь и как колотится сердце. И вспоминала совет, который ранее дал мне свидетельский адвокат: отвечать на вопросы как можно точнее, не предоставлять никакой дополнительной информации, помнить, что адвокаты наверняка попытаются сбить меня с толку – и, наконец, расслабиться. Последний совет в данный момент казался невыполнимым.

Я чувствовала себя костью, за которую грызутся две собаки

Пока меня приводили к присяге, я посмотрела на Шарлин. Она улыбнулась и кивнула, напоминая, что я под защитой Бога. Я попыталась улыбнуться в ответ, и как раз в этот момент судья заговорил. На долю секунды мы обменялись взглядами с Карен. Мы обе знали правду. Но теперь мы находились в судебной юрисдикции и не могли повлиять на ход слушания, каким бы он ни был.

Почтенный судья оказался не таким страшным, как мне представлялось. Черты его лица были мягкими, глаза – добрыми. Он объяснил, что я должна отвечать на вопросы, но, если чего-нибудь не пойму, – остановиться, а потом спросил, все ли его указания мне понятны. Я заверила, что все.

Адвокат защиты начал с установления моей личности и с просьбы объяснить характер моих отношений с Карен.

– В настоящее время мои отношения с ней многогранны. Они приобрели дружеский характер, но я побывала наставницей, духовной матерью, консультантом и матерью патронатной семьи для ее детей.

Адвокат кивнул.

– Вы проходили какое-либо специальное собеседование, или что-то в этом духе, чтобы стать капелланом в тюрьме здесь, в Каспере?

Я объяснила ему, как готовилась к работе капеллана.

– Итак, вы были патронатной матерью детей Карен Бауэр, верно? – Адвокат просмотрел несколько документов, потом снова взглянул на меня.

– Да, была.

– Долго у вас пробыли ее дети?

– Примерно десять… десять с половиной месяцев.

– Карен виделась со своими детьми, пока они находились под вашей опекой?

– Да, виделась.

– И где происходили эти встречи?

Поток вопросов не иссякал, они касались всевозможных подробностей моих отношений с Карен, но неизменно возвращались к проблеме конфиденциальности.

Затем пришла очередь обвинителя задавать вопросы.

– Мисс Мерк, в разговорах с мисс Бауэр с того времени, как ее арестовали и до сегодняшнего дня, вы с ней когда-нибудь затрагивали вопрос конфиденциальности?

– Нет, не припомню такого, – я задумалась, к чему он клонит.

– Вы никогда не давали мисс Бауэр понять, что ради нее не станете лгать о том, что она вам рассказала?

Карен не сводила с меня глаз, слегка прищурившись и стиснув зубы: она ждала моего ответа. Что она им наговорила?

Мне не хотелось, чтобы мои слова или намерения истолковали превратно. Да, мне посоветовали отвечать только на вопросы и не говорить лишнего, но я должна была позаботиться о том, чтобы ни меня, ни Карен на этом слушании не поняли неправильно.

– Я хочу ответить на этот вопрос и вместе с тем пояснить, что мисс Бауэр никогда не просила меня лгать. Но я ясно дала ей понять, что никогда бы и не стала лгать ради нее. Я сочла, что сказать об этом чрезвычайно важно.

– В ваших разговорах когда-нибудь всплывал вопрос о том, будет ли соблюдаться конфиденциальность в отношении всего, что она вам сообщала?

– Да, всплывал.

– В каком именно разговоре и когда он происходил? Вы помните?

Им нужна точная дата? Надеюсь, что нет. Я могла назвать ее лишь приблизительно.

– Это было… еще до того, как ей назначили адвоката.

Адвокат повернулся к секретарю суда, давая понять, что его следующие слова предназначены скорее для нее, хотя вопрос обращен ко мне.

– Хочу прояснить для протокола еще один, последний вопрос в этой связи. Вы когда-либо говорили Карен Бауэр, что будете хранить в строгом секрете все, что она рассказала вам о смерти Ханны Бауэр?

– Нет.

Сколько существует разных способов задать один и тот же вопрос? Мне следовало набраться терпения. Адвокат явно пытался что-то выжать из меня. А я могла сказать ему лишь правду. Вот и все, что я знала.

– Пока у меня все, ваша честь. Благодарю, – обвинитель уступил место защитнику. Рослый адвокат встал и подошел ко мне. Приближаясь к свидетельской трибуне, он прищурился. Я не знала, что это означает. Какой необходимой суду информацией я могла располагать, кроме признания Карен? Я поняла: этот адвокат надеялся, что я не смогу дать показания из-за требований конфиденциальности, а эта подразумеваемая конфиденциальность явно оказалась под вопросом.

– В июле 1998 года Карен Бауэр арестовали по обвинению в причинении смерти Ханны Бауэр. Вы помните это? – начал он.

– Да.

– Так. И она позвонила вам?

– Да.

– Когда вы в первый раз беседовали с ней, ей еще не назначили адвоката, верно?

Его голос звучал все более гулко и низко. Лицо слегка раскраснелось, пока он чуть ли не раздраженно ждал моего ответа.

– Верно.

– Она просила вас приехать к ней?

– Да.

– И вы ездили к ней?

– Да, ездила, – эти вопросы начинали меня раздражать. Разве мы еще не выяснили все эти подробности?

– Где вы с ней встречались? – продолжал адвокат.

– Я встречалась с ней в следственном изоляторе здесь, в Каспере.

Где же еще мы могли встретиться? Ее ведь содержали под стражей!

– Вы встретились с ней лично?

– Да, лично.

– Как вам удалось повидаться с ней лично?

– У меня есть капелланское разрешение.

– Кто-нибудь в тюрьме спрашивал вас о том, какой пост вы занимаете в вашей церкви?

– Нет.

Я начинала понимать, к чему он клонит. Как и необходимость внимательно слушать каждый вопрос.

– Кто-нибудь спрашивал вас, являетесь ли вы рукоположенным священником?

– Нет.

Нудные расспросы продолжались. Он перешел к тайне исповеди. Выходит, я могу создать новый правовой прецедент? Неловко как-то. Но выбора у меня не было.