Игорь Сорокин - Художник каменных дел

Особенно удивило Алексея Викторовича высказанное вскользь замечание, касающееся его эскиза храма-памятника на Куликовом поле, которому, по мнению Флавиана, автор пытается придать слишком уж светский характер в погоне за современностью. Было от чего опешить — наушнический телеграф действовал безотказно.

Сам тон разговора святого отца свидетельствовал о его неколебимой уверенности в том, что мысли и талант молодого зодчего закуплены церковью на много лет вперед и безраздельно принадлежат ей.

— Если вы будете следить за каждым моим шагом и если я вам позволю это, ваше высокопреосвященство, — сказал Щусев, — то вы получите в лучшем случае жалкого ремесленника. Ни вам, ни мне это не нужно!

Еще одна новость огорошила Алексея Викторовича: финансирование его проекта до сих пор не утверждено. Оп вызван в Киев для иной работы.

Новая Троицкая церковь, с которой только что сняли строительные леса, была в то время предметом главных забот отца Флавиана. Архитектура церкви показалась Щусеву неудачной, особенно решение внутреннего интерьера трапезной палаты, в которой относительно большое внутреннее пространство было разгорожено унылыми чугунными столбами. Три продольных нефа были перекрыты плоскими сводами.

— Ума не приложу, что можно здесь сделать, — говорил отец Флавиан, подбирая рясу и перешагивая через кучи строительного мусора.

Своды арки, отделяющей алтарную часть от трапезной, купола и вспарушенные потолки, казалось, не оживить никакими силами.

— На вас уповаю, Алексей Викторович, — говорил отец Флавиан, поручая Щусеву выполнить разбивку стен под роспись, составить проект мраморных иконостасов, киотов и солей, оживить храм свежим орнаментом.

Практического опыта в работе по орнаменталистике у Алексея Викторовича не было, но отец Флавиан так умело и настойчиво уговаривал его, что ему пришлось согласиться.

— Таким только амбары строить да завозни, а не храмы на Киевской земле! — ворчал Щусев, поминая архитектора Троицкой церкви.

— Посмотрю, что вы построите, Алексей Викторович. Закончите внутреннее убранство благолепно — обещаю: будете строить свой храм!

Огромный объем предстоящих работ заставил крепко задуматься. Какими силами их выполнить и как эти силы привлечь? На следующий день Алексей Викторович потребовал увеличить вдвое сметные расходы.

— Зачем же так много! — взмолился отец Флавиан.

— Здесь должны работать лучшие художники, — спокойно отвечал Щусев, и по его интонации видно было, что торговаться бессмысленно.

Кряхтя и вздыхая, отец Флавиан выделил нужную сумму, и Алексей Викторович взялся за дело.

Снова его рабочий стол завалили эскизы. Теперь это были орнаменты разных тонов — от бледных северных до ярких среднеазиатских и аравийских. Из архитектора он превратился в художника-декоратора. Увлеченность — главное свойство его натуры — и тут потянула его в самые глубины, к истокам народного декора.

Бессарабские и украинские мотивы вскоре полностью завладели им. В памяти ожили впечатления детства. Он вспоминал молдавские хаты, чистые горницы, где под потолком змеится причудливый растительный орнамент либо бегут голенастые петухи с красной ягодой в клюве. Он пристально изучал орнамент украинских вышивок, мог часами разглядывать фантастические узоры на скатерти или рушнике.

Какая-нибудь полуразрушенная капличка на развилке дороги, изукрашенная рукою безвестного мастера, могла надолго приковать его внимание одним грациозным завитком. Долгие пешие прогулки по окрестным деревням давали богатую пищу воображению. Разрушенная харчевня или заброшенная, полуразвалившаяся церковь способны были натолкнуть его на новый образ.

Он заставлял себя трудиться и день и ночь и часто, поднявшись утром, сразу брался за карандаш — казалось, неведомо откуда являлось неожиданное, свежее и яркое.

В эту пору Щусев часто заглядывал во Владимирский собор и долго любовался орнаментальными росписями Врубеля. С каким тактом великий художник прикасался к народному наследию, на какие смелые решения натолкнуло его скромное мастерство безвестных умельцев, как тонко чувствовал он народную душу. Блестящий декоративный талант Врубеля, этого на редкость самобытного живописца, давал новый импульс к работе.

Щусев одного за другим браковал богомазов, которых пыталось навязать ему духовенство лавры. Для росписи трапезной он сумел привлечь маститых художников Ижакевича, Попова, Горбунова. Он предоставил им полную свободу, отлично понимая, как окрыляет это творческую личность. Когда Алексей Викторович собственноручно поправлял росписи, он неизменно чувствовал, что его товарищи отвечают ему доверием, отлично понимая, что его функция — держать в сознании целостный образ, к которому все они должны стремиться.

В один из ясных осенних дней Щусев, лежа на лесах, расписывал загрунтованный свод. Временами краска капала на грудь, на лицо, но он не чувствовал неудобства. Чуть приглушенный тон зеленоватых оттенков растительного орнамента был нежен и трогал за сердце. Не хватало лишь какого-то мелкого штриха, чтобы живопись проснулась, осветилась, как зеленая ветка после дождя.

Щусев положил серебряный тон, как вдруг услышал снизу густой простуженный голос:

— Золото, золото здесь просится, батенька. Подождите, я вам сейчас покажу.

Алексей Викторович отложил палитру и сердито поглядел вниз. По лестнице поднимался незнакомец в черном плаще и в широкополой шляпе. Взобравшись наверх и не произнеся больше ни слова, он улегся рядом со Щусевым на широких полатях, сощурил глаза, привыкая к освещению, и жестом потребовал палитру и кисть. Щусев невольно подчинился. Один уверенный мазок, другой — золото послушно вплеталось в орнамент, оживляя его.

— Теперь попробуйте сами, — сказал художник, передавая Щусеву палитру.

Щусев повел линию по-своему — сильным жестким мазком. Сосед сосредоточенно молчал.

Странное дело, присутствие постороннего человека не сковывало, а, наоборот, придавало уверенность мазку. Попеременно передавая палитру друг другу, художники обменивались малозначительными репликами. Невесть сколько пролежали они на лесах, пока не завершили орнамент.

— Давайте снизу посмотрим, что у нас получилось, — предложил Щусев, и они стали спускаться по лестнице.

На промежуточной площадке незнакомец одобрительно хмыкнул и произнес:

— Мне нравится ваш вкус, молодой человек.

— Извините, но мне не нравится, когда мне говорят «молодой человек», — сказал Щусев и представился.

— Очень приятно, — сказал незнакомец и, в свою очередь, представился: — Михаил Васильевич Нестеров, живописец.