Игорь Сорокин - Художник каменных дел

— С богом! — приказывает князь и отходит во вторую цепь. Чем ближе Пересвет к татарину, тем суровее и строже его лицо. Будто на глазах увеличивается противник в росте. Лоснятся его крепкие скулы, рыком «гур-рах» бодрит он коня, одновременно пытаясь запугать летящего на сшибку с ним богатыря. Всего лишь миг отпущен им: пробитые копьями, они словно тянутся друг к другу, а в распахнутых глазах уже гаснет жизнь. Освобожденные от седоков кони скачут каждый в свой стан, а две стены текут схватиться — одна с лихим гиком, другая молча.

Волнами змеится и дрожит полоса сечи. Из-за поросшего дубовым лесом холма следит за борьбой русский запасный полк. Весь день скользят по небу стрелы, ища свою жертву. Уже давно через силу вздымаются мечи. Вся надежда лишь на последний миг, когда удастся вложить в Удар все, на что ты еще способен. Давно уже ноги скользят по красной траве, кажется, стал привычным острый запах крови и разгоряченных тел. Потерян счет ранам. Уже нет ни передних, ни задних порядков, все насладились упоением и жаждой боя.

Полегло русское воинство. Враги собираются в кучки и подбираются к воде, чтобы смыть пот и кровь. Но что это? Будто ожили мертвые — свежие полки новой стеной стекают с холма, надвигаются смертной грозой. Лишь те, кто успел вскочить на резвых коней, смогли утечь за горизонт, чтобы доставить страшную весть в Орду...

Щусев давно догадался, зачем пригласил его в свое родовое имение граф Олсуфьев. Однажды погожим утром под окном Алексея Викторовича остановилась лакированная коляска. В ней сидел, опершись на трость, граф в белой соломенной шляпе. Его узкое породистое лицо повернулось к Алексею Викторовичу.

— Не желаете ли, мой друг, прокатиться до завтрака? — спросил граф, выговаривая русские слова с французским прононсом.

— Охотно! — воскликнул Щусев и выпрыгнул из окна.

Белая посконная рубаха его с открытым воротом была подпоясана красным шелковым шнуром.

— Из этого окна еще никто не выпрыгивал, — поморщился граф.

Щусев пропустил замечание мимо ушей и легко вскочил в коляску. Кучер каменным изваянием сидел на козлах и ждал команды. Граф лениво взмахнул рукой — коляска тронулась и, мягко покачиваясь на рессорах, покатила по аллее.

— Вы дворянин, Алексей Викторович?

— Да. Но не вижу в этом никакой своей заслуги.

— Из мелкопоместных?

— Предки-то? Вообще беспоместные.

— Странно. Объясните, — попросил граф.

Его лицо выразило заинтересованность.

— Вряд ли вам, Юрий Александрович, это будет интересно. Хотя, не скрываю, главою нашего рода горжусь.

И Алексей Викторович весело рассказал о есауле Ольвеопольского полка Константине по прозвищу Щусь.

— В таком случае наша прогулка будет вдвойне интересной, — загадочно сказал граф и приказал кучеру: — Сворачивай, братец, к парому.

На душистых росных лугах по обе стороны дороги шел сенокос. Чернобородый мужик вострил литовку, ногтем большого пальца пробовал жало лезвия косы и сосредоточенно делал вид, что не замечает барина. Граф испытующе глядел на мужика, тот так и не поклонился.

— Это чей же будет такой гордец? — спросил граф кучера.

— Чужаки, по найму, ваше сиятельство. Они завсегда гордые, — сказал кучер и крикнул мужику: — Поклонись, чучело, чай, голова не отломится.

Мужик мотнул головой, сел на траву и стал перевязывать лапоть. Щусев с интересом глядел в его сторону.

У парома сгрудились возы с сеном. Кучер заорал:

— Расступись! — и взмахнул бичом.

Граф одернул его:

— Твое усердие неуместно, любезный. Мы на прогулке, а народ делом занят...

С парома, гремя, скатилась последняя порожняя телега, и паромщик сделал знак въезжать.

— Вот на этом месте, — сказал граф, — состоялся воеводский совет: переправляться через Дон или встретить Мамая на этом берегу. Место священное для русской истории.

Алексей Викторович огляделся по сторонам: сочные заливные луга изумрудно светились под солнцем, черным лаком отливала глубокая вода, в небесах радостно звенели жаворонки. Лишь дюжий мрачный паромщик в красной линялой рубахе вносил своим видом диссонанс в эту мирную картину. Словно он являл собой напоминание о грозном и большом зле, унесшем здесь тысячи молодых и сильных жизней.

— Буду здесь вашим гидом, уважаемый Алексей Викторович. Места эти вдвойне дороги мне, потому что я живу здесь. Мне хочется, чтобы и вы полюбили их, иначе вам не удастся справиться с задачей, которую я хотел бы на вас возложить. Видите ли, сначала мы думали о памятнике светского характера, но в стороне от проезжих дорог он вряд ли был бы уместен. Памятник должен стать предметом паломничества, стало быть, храмом. Если вы очень постараетесь, то сотворите здесь нечто такое, чего никому другому создать не удастся.

В ночь под воскресенье 8 сентября 1380 года устроил князь Дмитрий Иванович полковой смотр. Полки выстроились, но было это не парадное построение. За спиной у воинов был Дон. Русские отрезали себе путь к отступлению, надежды выстоять — почти никакой. Святая земля у нас под ногами, — сказал граф и велел остановить коляску. — Здесь я обычно иду пешком.

Алексей Викторович вслед за графом ступил на луговую траву. Теплым медом пахли полевые цветы. С трудом верилось, что среди этой благодати могло твориться страшное побоище.

— Рассказывают, что после битвы здесь много лет не росла трава, так была убита копытами и сапогами земля.

Щусев во все глаза глядел на полосу земли, с одной стороны обведенной Непрядвой, а с другой — крутыми холмами.

— Взгляните вот на тот пригорок. Здесь столкнулся Александр Пересвет с Темир-мурзой. А на том месте, где мы с вами стоим, положил груду татар крестный брат Пересвета Андрей Ослябя, мстя за смерть Пересвета. В самом центре поля погиб Михаил Андреевич Бренок — любимец князя Дмитрия. Ему Дмитрий Иванович преподнес свои золоченые доспехи, белого коня своего и повелел рынде возить за ним великокняжеское черное знамя. Этой честью обрекал князь Бренка на верную гибель, и бесстрашный воин знал цену этой чести. Наши предки проявили на этом поле стратегический талант: они выстроились полумесяцем во всю ширину и спровоцировали противника на лобовой удар. Степняки привыкли добывать победу, в совершенстве владея налетом с флангов. Русские, выбрав Куликово поле для битвы, лишили Мамая этого маневра.

— А где же Красный холм? — спросил Щусев.

— Сейчас мы к нему подойдем. Обратите внимание на этот камень. По преданию, именно здесь под грудою тел был найден едва живой князь Дмитрий Иванович. Доброй кольчугой снабдил его воевода Семен Мелик...

Подъем стал круче. Граф раскраснелся и утирался платком. Он долго прерывисто дышал, прежде чем снова заговорить.