Игорь Сорокин - Художник каменных дел

В ответ он услышал:

— Когда говорят пушки, музы молчат.

Несколько дней Алексей Викторович не находил себе места, не зная, где отыскать силы, чтобы продолжать борьбу.

18 августа 1914 года было обнародовано высочайшее повеление именовать Санкт-Петербург Петроградом. 11 сентября на великую княгиню Елизавету Федоровну, все еще занятую устройством своей обители, были возложены заботы о раненых воинах, непрерывным потоком поступающих с фронтов. Ей же вверялась благотворительная помощь жертвам войны — вдовам и сиротам, — которую надлежало развернуть в Москве и в пределах Московской губернии.

При Казанском вокзале организовали эвакопункт. Сооружение было временным, но Щусев позаботился, чтобы оно было теплым и светлым. Алексей Викторович узнал, что вскоре пункт будет инспектировать Елизавета Федоровна. К этому ее приезду он готовился особенно тщательно. Употребив все свое обаяние, он добился от великой княгини слова, что она выберет случай убедить царя не свертывать работ по строительству вокзала. Елизавета Федоровна посоветовала Щусеву использовать еще один путь — написать прошение на имя другой великой княгини — Марии Павловны, тетки Николая II, ума и острого языка которой царь боится. К тому же Мария Павловна числится президентом Академии художеств...

Друзья помогли Щусеву подыскать ключи к покровительнице муз. Напирая на ее патриотические чувства, Щусев писал ей в своем послании: «Фасад Казанского вокзала прорисован мною в хороших четких пропорциях и деталях. Мне удалось поймать дух настоящей русской архитектуры без фальсификации, без приукрашивания».

Хлопоты Щусева не пропали даром. Темпы строительства вокзала, конечно, были не те, но стройку остановить не удалось.

Те, кого Щусев уберег от фронта, работали на лесах и в мастерской с предельным усердием. Трудно, но упрямо тащил Щусев стройку вперед, оставаясь на бумаге лишь ее художественным руководителем.

Об этом периоде в жизни Алексея Викторовича Петр Иванович Нерадовский писал так:

«Помню, в 1915 году на Казанском вокзале шли строительные работы. Санитарный поезд, в котором я служил во время войны, сдав раненых, до отправки на фронт стоял на Казанском вокзале. Я часто встречался здесь со Щусевым. После утреннего завтрака мы с ним шли на вокзал в чертежную мастерскую, заставленную длинными столами, за которыми работали помощники архитектора. Щусев подходил к каждому, не спеша, внимательно рассматривал чертежи, говорил помощнику свои замечания, затем, продолжая обсуждать и давать пояснения, как-то незаметно брал чистую кальку, накладывал ее на часть большого чертежа и уверенно наносил на ней акварелью исправление, которое преображало деталь. Нужно было видеть, как во время длительного обхода легко и изобретательно из-под кисти Щусева появлялись новые элементы постройки, каждый раз в измененной расцветке. Так руководил Щусев разработкой своего проекта, не жалея сил, перерабатывая его в целом, не пропуская ни одной детали и добиваясь высокого строительного качества».

Все получалось как будто легко и свободно. Только по прошествии времени, сопоставляя многочисленные акварели архитектора, можно почувствовать отголосок той мучительно трудной работы, которую он вел тогда.

Теперь Алексей Викторович владел на стройке всем и вся. Вместе с большой стройкой вырос большой мастер, который как будто бы никогда в себе не сомневается, уверенно полагается на собственный опыт. Он научился прятать свои терзания от посторонних глаз.

Так, собственно, и должен держать себя художественный руководитель: ведь его подчиненным для плодотворной работы необходимо на каждом шагу видеть подтверждения, что метр ведет дело уверенно, знает путь к успешному финалу. Щусев мог обратиться за советом к кому угодно, но давления не терпел никакого и поступал сообразно только собственному разумению.

В 1916 году наметился силуэт главной башни вокзала, стали видны контуры гигантского теплого перрона. Несмотря на войну, Москва поднимала свой сказочный теремной дворец. А вокруг дыбилась земля — котлованы, отвалы, известковые ямы, меж которыми пробивались фундаменты и стены новых путейских сооружений. Художественная общественность всей России заинтересованно вслушивалась в эту «большую каменную симфонию».

Алексей Викторович страшно возмущался, когда его творческую манеру причисляли к разряду ретроспективных. Он доказывал, что здесь, на Казанском вокзале, творится архитектура будущего, исполненная национального звучания.

Дитя нового века — конструктивизм — привлекал многих архитекторов остросовременными рациональными формами, возможностью широко использовать новые строительные материалы и неведомую прежде конвейерную организацию производства. Каждое новое слово в архитектуре и строительной технике Щусев изучал, как школьник, вникая в самые мелочи. Но попытки подмены художественных начал инженерными схемами он отметал сразу. А проблемы, в том числе и инженерные, вставали одна сложнее другой.

Авторитет стройки был настолько высок, что на помощь Щусеву по первому его зову спешили лучшие мастера своего дела. Первыми строительными инженерами того времени были Артур Фердинандович Лолейт, Владимир Григорьевич Шухов и Всеволод Михайлович Келдыш. Зодчий выбрал из этой троицы двоих, отклонив кандидатуру Шухова. Шухов был необычайно одаренный инженер, склонный к художественному конструированию, а двух художников-творцов даже для такой большой стройки, как Казанский вокзал, было много. Щусев строго придерживался правила: как бы ни был велик корабль, капитан на нем должен быть один.

Для своего времени все творческие победы Щусева были произведениями отчаянной смелости, проникнутыми стремлением к новизне. Не переосмысление наследия прошлого, а настойчивые поиски новой национальной стилистики стали главной заботой Щусева.

Когда Алексей Викторович еще только приступал к проектированию вокзала, он предложил создать для него мощный бетонный пьедестал, а уже потом воздвигнуть на нем здание вокзала. Это было слишком дорогим предприятием, против которого вежливо, но твердо выступило правление дороги. Щусев стал искать другую надежную основу, которая бы уверенно держала вокзальную башню на слабых грунтах Каланчевской площади.

Алексею Викторовичу стало известно, что молодой инженер но фамилии Шалин предложил метод, позволяющий удерживать на слабых грунтах огромные архитектурные массы. Монолитная железобетонная коробчатая плита Шалина, похожая по конструкции на рамку с пчелиными сотами, пугала своей необычностью и конструктивной простотой. Вникнув в суть, Щусев понял, что монолитная плита поможет равномерно распределить нагрузку весового пресса башни и выровнять давление по всей площади основания. Впервые в русской строительной практике Алексей Викторович отважился использовать монолитную плиту как фундамент для сооружения башенного типа.