Хелен Творков - Навстречу миру [litres]

Мое осознавание становилось все более ясным. Концептуальный ум еще присутствовал, но начал угасать и уже не обладал прежней силой. С его растворением в рамках безграничной вселенной осознавания я стал ближе к высшей радости, которая пронизывает пробужденный момент. Мое тело, которое пало жертвой болезни и познало сильную боль, передавало высвобожденную энергию уму, словно говоря: «Иди, иди, иди».

С новообретенной уверенностью я пребывал в состоянии осознавания. Даже несмотря на то что мое тело слабело, я чувствовал себя более энергичным. Заблуждение и страх исчезли вместе с решением остаться здесь и защитить себя принятием.

Растворение воздуха не воспринималось так, словно его выпускают из меня. Наоборот, было ощущение, что воздух наполняет мое тело. Каждый вдох расширялся дальше моих легких, превращая материю в воздух, делая тело более легким и упругим. Внутренний воздух проникал из легких в органы и кости. Он просачивался в клетки крови, ткани и костный мозг. Вдохи надували меня как воздушный шар, раздвигая внутренние края костей и плоти, пока тело не взорвалось. Частицы материи разлетелись во всех направлениях, растворяясь в пустотности. Я больше не мог видеть или слышать. Сосуд раскололся.

С растворением воздуха в пространстве мое тело полностью парализовало. Я не мог пошевелиться. Внутреннее физическое движение замедлилось и едва происходило, но мое сознание оставалось неизменным. Концептуальный ум угасал, а я вспоминал описание растворения тела из текстов по бардо. До этого момента я чувствовал сердце и легкие. Теперь я больше не мог обнаружить биение сердца или почувствовать движение в животе. Но мой ум ощущал блаженство и продолжил расширяться, заполняя всю вселенную. Я отметил, что происходит. В этот момент «я» все еще пребывало в состоянии ясного ума медитации. Я сознавал спокойствие, осознавание, паралич, растворение элементов.

Потом даже самая тонкая форма обусловленного ума стала угасать. Когда чувства и элементы растворились, не было ничего, кроме осознавания, в чем бы я мог покоиться. С исчезновением структуры тела, которая хранит и грубые, и тонкие восприятия, ум расширился в сферу безграничного простора, которой он прежде никогда не знал. Чашка, которая называется ясным светом ребенка, разбилась.

По мере того как концептуальный ум утекал, неприкрытый изначальный ум проявлялся все с большей отчетливостью. Но все же в какой-то момент, когда притяжение чувств и элементов исчезло, я почти потерял сознание. Я был на краю беспамятства, а потом увидел красные и белые вспышки, похожие на те, что часто возникают в последние мгновения перед тем, как мы засыпаем.

Внезапно – бум! – осознавание и пустотность слились, стали неразделимы, как это было всегда. Но распознавание никогда не было таким полным. Вся вселенная раскрылась и стала полностью единой с сознанием. Никакого концептуального ума. Я больше не был во вселенной. Вселенная была во мне. Не было меня, отдельного от нее. Не было направлений. Не было внутри, не было снаружи. Ни восприятия, ни не-восприятия. Ни «я», ни «не-я». Ни жизни, ни умирания. Внутренние движения органов и чувств замедлились, свелись к минимальному функционированию. Я все еще понимал, что происходит, но не через внутренний комментарий, голос или образ. Такого вида познания больше не было. Ясность и сияние осознавания за пределами концепций, за пределами зациклившегося ума стали единственным средством познания.

«Я» больше не было связано с ощущением отдельного тела или ума. Не существовало разделения между мной, моим умом, моей кожей, моим телом и всем остальным миром. Никакие явления не существовали отдельно от меня. Переживания происходили, но не с отдельным «я» . Восприятия случались, но без отсылки к кому-либо. Никаких отсылок. Никаких воспоминаний. Восприятие, но не воспринимающий. То «я», которым я был в последнее время – больной, здоровый, бродяга, буддист, – исчезло как облако, проплывающее по залитому солнцем небу. Казалось, верхушка моей головы отделилась: мой слух и мое зрение стали просто слухом и зрением. Это состояние невозможно описать, слова в лучшем случае указывают за пределы концептуального ума, на то, что он не может познать.

Должно быть, это случилось около двух часов ночи. До того момента у меня сохранялось двойственное понимание того, что происходит. Но в следующие пять или шесть часов переживания концептуального ума не было.

Как капля воды, помещенная в океан, становится неявной, безграничной, нераспознаваемой и все же существует, так и мой ум слился с пространством. Больше не было меня , который видел деревья, поскольку я стал деревьями. Мы с ними были одним. Деревья не были объектом осознавания, они являли осознавание. Звезды не были объектом восхищения, но самим восхищением. Не было отдельного «я», которое любило бы этот мир. Мир был любовью. Моим совершенным домом. Обширным и сокровенным. Каждая частица в нем была исполнена любви, движения, течения, ничем не ограничена. Я был живой частицей, никакого интерпретирующего ума, ясность за пределами представлений. Вибрирующее, энергичное, все видящее. Мое осознавание не было ни на что направлено, но все возникало – как пустое зеркало воспринимает и отражает все вокруг себя. Цветок появляется в пустом зеркале ума, и ум принимает его присутствие, не приглашая и не отвергая.

Казалось, я способен видеть бесконечно далеко, видеть сквозь деревья, быть деревьями. Я даже не могу сказать, что продолжал дышать. Или что мое сердце продолжало биться. Не было ничего отдельного, никакого двойственного восприятия. Не было тела, не было ума, только сознание. Чашка, в которой было пустотное пространство, раскололась, ваза разбилась, устраняя внутри и снаружи . Благодаря медитации я знал ясный свет ребенка, но никогда не знал такой интенсивной встречи ясного света ребенка и ясного света матери – пустотность, пронизывающая пустотность, блаженство любви и спокойствия.

О том, что случилось после, рассказать сложнее всего. Я не принимал решения вернуться. Но все же вернулся. Это не произошло против моей воли, хотя я не могу сказать, кто управлял переменой. Пребывание в осознавании допускало это, но не делало так, чтобы это произошло. Это было не проявление волевого решения, но словно спонтанный ответ на глубокие связи в этой жизни. Их энергетическая сила еще не подошла к завершению, и это значило, что время моей смерти пока не пришло.

С осознанием, которое невозможно вербализовать, я распознал, что моя миссия как учителя еще не завершена и что я хочу продолжить работу своей жизни. Когда это устремление стало сильнее, бесконечное пространство осознавания постепенно уменьшилось, чтобы утвердиться в более ограниченной форме, и это в свою очередь облегчило воссоединение с телом.