Святослав Тараховский - Армен Джигарханян. То, что отдал — то твое

— Это правда, что она воровка? — спрашивали его трупоеды, окружив на больничной скамейке в парке. — Или вы ее оболгали?

— Это правда, что у нее был любовник, о котором вы не знали? Или знали, но закрывали на это глаза? — спрашивали его по телефону, которого он никому не давал, но они его запросто доставали в честном интернете или в еще более честном ЖЭКе.

Он пытался отвечать им правду — воронье правда не волновала, хавать ее было невкусно.

Тогда он начал сочинять — эта пища пришлась им по вкусу.

Потом, когда его совсем достали, стал их жестко посылать в русской профессиональной манере. И это им тоже понравилось, чавкая и обсасывая кости сплетен, вороны с аппетитом писали в сми, интернете и ТВ о том, какой крутой мужик Армен. Хорошая была у них для народа хавка, на много дней и вечеров. Главное, народ хавал, балдел и просил добавки и ему давали — через день и подолгу.

И она сидела и балдела на первом плане известной российской тележрачки для широких народных масс.

Рассказывала нежно, жалостливо и сразу заимела сторонников — бедная, красивая и духовная лучшие юные годы немощному старикану отдала!

И грязь она лила как бы неохотно и, как бы вроде стесняясь, врала — так сначала думал он, потом понял, что нет, она не врала, тут дело сложнее и проще одновременно. Просто их жизнь и события вокруг их жизни она воспринимала и производила не так, как он, аппаратура принимающая и воспроизводящая у них оказалась совершенно разная.

И совсем она, по сути, чужой ему человек и влетел он в нее по мужской слепоте и непослушания маме и причиной тому стала ее победная молодость, смешок-юморок, красота ее выпуклой попки и божественная музыка, которую она так здорово исполняла для отравы его организма.

Понял он вот это все про нее и тотчас сообразил, что ситуация с ним очень близка к тому, что произошло с Лиром. Король тоже сгорел на любви и доверии, только вместо любимой женщины Лир пострадал на любимых дочерях. Близко, ребята, как все это близко! Горе-то у него и у короля общее — но не от ума, а от глупости, доверия и любви! Понял и убедился, что Лира по любому должен играть он, потому что он все про короля знает!

Через две недели он обнял напоследок бледнолицего брата врача, поклонился сестрам и пригласил всех в театр.

— Честно скажу, — объявил он на прощание, — приезжаю к вам, как к братьям и сестрам…

— Берегите себя, — сказал бледнолицый врач. — На вашей койке табличку привесим: был такой-то в таком-то году, обещал, что зарежет нас не больно… Как в музее.

— Не надо музея, — сказал Армен и крепко сжал врачу руку. — Я еще живой.

Внизу его встретил Артур.

— Цават танем!

— Цават танем, дружище!

Артур погрузил артиста в свой мышиного цвета Мерседес и повез его тайными путями — так казалось королю — в незнакомое таинственное королевство — Москву.

Новостей было немного.

Удивительная состояла в том, что в любимый театр, в кабинет-каморку они сейчас не ехали. А ехали — Артур по армянски прищурился и сказал, что едут они поначалу в квартиру, где временно будет жить Армен. Там его встретит приходящая женщина — помощница и повар, там будут все удобства и… давай без вопросов, Армен-джан.

— Но временно все это, договорились? — уточнил Армен.

— Временно договорились, — сказал Артур. — Шучу. Временно, конечно.

— Нет проблем, — сказал Армен и протянул другу руку.

Вторая и удивительная новость, сообщил Артур, заключалась в том, что «квартиру твою в Староконюшенном переулке, кажется, удастся вернуть, закладывать ее или продавать твоя большая музлюбовь права не имела, поскольку квартира была тебе подарена театром Маяковского, то есть, государством».

Но самая главная новость, озвученная Артуром, заключалась в том, что в квартире-замке, куда они ехали, вместе с королем Лиром будет жить тот, кто находится сейчас на заднем сиденье. «Посмотри!» — добавил Артур.

Обернувшись, Армен увидел нечто, покрытое толстым покрывалом.

Он откинул покрывало и ахнул.

И звучно со всей армянской открытостью повторил еще раз: Вах!

Из клетки смотрел на него и, кажется, улыбался Фил. Его любимый сиамский Фил, которого он лишился в Америке, Фил, который сам отыскал его в Москве.

Прошлое возвращается. А счастье?

— Артур-джан… — только и сказал Армен. — Слов нет. Душат слезы.

— Фил Второй. Жить при вас будет.

— Это я при нем жить буду, — сказал Армен; перегнувшись назад, он открыл клетку и вытащил кота. За что Фил тут же его оцарапал и укусил.

— Чистый сиамец, — обрадовался Армен. — Знакомится.

Остаток пути Фил Второй провел на счастливых коленях Армена в непослушании, кусании, шипении и попытках отвалить.

Машина остановилась.

Оторвавшись от кота, Армен выглянул в окно и обомлел.

Дом, к которому они притулились, как две капли воды походил на тот, в котором Армен сперва счастливо, потом не очень, жил с пианисткой и слушал музыку жизни.

Артур, кажется, понял причину его удивления.

— Не нарочно, — сказал он. — Однотипно строят. А вот этаж тот же самый — это мы нарочно выбрали, и квартира такая же — тоже нарочно.

— Может там и пианистка нарочно проживает? — спросил Армен.

— Не уговорили ее, — сказал Артур. — Не успели поставить в качестве мебели.

— Слава Богу, что не успели. Бог есть. Еще раз хочу подчеркнуть, Артур-джан — все это временно! Ты меня понял. Временно.

— Я понял, — кивнул Артур. — Вы будете здесь жить столько, сколько нужно.

— Вечно, — усмехнулся Армен. — Я вечнозеленый.

Сам с клеткой, насилу пойманным в машине котом и Артур поднялись в привычном лифте на такой же привычный этаж и вошли в квартиру от Артурова ключа, где и встретила их помощница, повар и медсестра в одном лице, в лице Алевтины, простой невыразительной женщины средних лет.

Как медсестра в больнице, подумал Армен, никаких округлых попок, пережевательных нервов и сопутствующих этому мыслей. Полный покой.

Отпустил кота на пол, кот принялся тщательно обнюхивать чужую территорию, Армен же без опаски, знакомыми тропами быстро обошел квартиру и взглянул на привычный вид из окна. Все в квартире было скромно и правильно, ничто не будет отвлекать его от Лира — об этом он тоже подумал сразу.

Сели за общий чай в гостиной за большой сверкающий стол, и Артур запустил последней модели телевизор с вогнутым экраном.

— Бокс посмотрим, — сказал Артур.

— Лучше футбол, — согласился Армен.

Ни бокса, ни футбола они не увидели, а с ходу, как по волшебству, дурному договору или всемирному закону подлости попали на передачу, где пианистка — бывшая жена рассказывала прилизанному журналисту и аудитории обстоятельства расставания с Арменом.