Святослав Тараховский - Армен Джигарханян. То, что отдал — то твое

— Не нарочно, — поклялся Артур. — Она сейчас везде и всегда, просто обалдеть.

— Повезло, — сказал Армен. — Ей повезло.

Артур хотел переключить канал — Армен руку его придержал и вгляделся в экран.

Конкретно — в нее. В каждую, только ему заметную черточку, морщинку, усмешку, складку у губ. Смотрел, тосковал, ненавидел себя за то, что тоскует, и все же думал о том, как хорошо, что это было. И хорошо, что прошло.

Она рассказывала слезно, упирала на чувство, клялась в правде на детекторе и даже срывала аплодисменты. Журналист и публика не могли успокоиться, журналист и публика задавали вопросы, журналист и публика балдели, журналист и публика, просили еще. Угарно получалось, рейтинги передачи стояли столбом!

— Называется любовь, — сказал Армен и указал на экран. — Все это. Чистая, всеобщая, большая любовь. И все это быдло, прости, великий московский народ получает удовольствие, близкое к половому. Я рад.

Через час Артур ушел.

Пожал руку, пожелал, сказал: «если что» и кивнул на смартфон.

Еще через час, обговорив с Арменом расписание и меню на завтра, ушла помощница Алевтина.

Армен накормил кота, нормально вымылся, лег на нормальную, не медицинскую, кровать и нормально заснул. Перед сном сделал самое главное: позвонил Саустину и попросил на завтра назначить репетицию. Саустин в момент возбудился, поздравил и сказал, что немедленно сообщит новость Слепикову.

«Представляю, как мой Саустин возбудится, когда узнает, что будет ставить „Незабвенную“, — подумал Армен. — На здоровье, ребята. Приятно сделать приятное человеку, когда это приятное есть под рукой».

С Лиром в мыслях он заснул, спал хорошо и проснулся снова с Лиром. С блестевшим на солнце мечом, в стременах, на коне, под звуки труб и выкрики воинов.

«Готовьтесь, ваше величество, — сказал он Лиру, — сегодня я снова стану вами».

И через два с небольшим часа в начале 21 века он ступил в театр королем. Королем Англии.

В театре встречали, улыбались, говорили слова и желали. Он смотрел на знакомые лица, грел сердце и думал при этом, что половины добрых пожеланий, если они искренни, хватило бы на всю оставшуюся жизнь.

Сомневался в одном: искренни ли эти пожелания? Или все это только театр? Театр притворства маленьких людей в большом театре жизни? Не хотелось так думать — жизнь заставляла и сомнения точили, а все равно думать так не хотелось.

Репетиция прошла замечательно.

Режиссеры, соскучившиеся по Шекспиру и делу, были в ударе, и взрывной, сыпавший идеями Саустин, и основательный, глубокий Слепиков. И артисты-партнеры и особенно артистки, игравшие дочерей, сразу вошли с ним в контакт, слушали и играли «не ротом», но по смыслу. И Башникова, и Голубева, и Кузина — все были убедительно отвратительны в образах дочерей и, значит, были хороши! «Какой театр я создал, — с гордостью думал Армен, — каких артистов — жизнь не прошла зря! Не дерево я посадил, но взрастил целый сад: театр с кучей талантов! И живу я только потому, что нужен этому театру, а театр нужен мне. А самое главное, театр нужен людям, значит, и я им нужен. Вот он и есть простой смысл жизни, сказал себе Армен, не большой и не маленький, но такой, какой меня устраивает — я прав, мама?»

Осинов, сидевший в партере, словно слышал его мысли и млел от репетиции, Шекспира и игры патрона. Любить его и поклоняться, думал про худрука завлит. Заслуживает только этого: любви, поклонения и еще — сбережения, как национальный дар…

После театра и долгих разговоров с режиссерами он вернулся во временное жилище. К тишине, покою, вкусному запаху еды, приготовленной Алевтиной, которую он уже не застал. Ступив в прихожую, захлопнул за собой новенькую дверь, услышал приветственное мяу Фила Второго и только тут почувствовал, как устал. До того смертельно, что сразу захотелось сесть. Что он и сделал, усевшись прямо в прихожей на подсобный стульчик у зеркала. Передохнул и обратился к маме.

Лир, сказала она, какой из тебя Лир, Армеша, если сил в тебе осталось как в сушеной тыкве? На водевиль хватило бы, на короля — не уверена. Но пробуй, борись, добивайся, доказывай… одного ты, сын, права делать не имеешь — сдаваться.

Она сказала ему об этом так тихо, что никто кроме него не услышал. А он услышал для себя самое главное, то, что она завещала в самом конце. Заставил себя встать и прошел на кухню.

После еды, крепкого чая стало легче.

Посмотрел бокс, дождался нокаута, когда рухнувшего черного гиганта облепили мелкие белые врачи, пообщался с кусачим Филом, которого никак не мог приучить к добру и мудрой ласке, позвонил Артуру с отчетом о сегодняшней репетиции и вдруг почувствовал, жизнь встает на место, он нащупал новую точку опоры. «Дайте мне точку опоры, и я переверну мир!» — вспомнил он из школьной физики, и мысль понравилась ему. Все идет как надо, сказал он и, не слушая возникавших в себе разнообразных рассуждений за и против, закрыл глаза.

Назавтра сказка повторилась: прекрасная репетиция, удовлетворение и, до дрожи в пальцах, усталость.

И послезавтра было то же. Спектакль шел на выпуск — значит, репетиции каждый день, в театре знали и терпели любимую муку.

Да, уставал, пересиливал себя, заставлял, и вечерами височки любимые шли в помощь, но все равно был счастлив, работал с наслаждением, и все всем нравилось.

Но чуткий Осинов, не вылезавший из близкого партера, внимательно за шефом наблюдал и делал выводы. Иосич первым заметил: энергетика подсела, Армену нужен допинг. Слова и дела запретные, но бывают в жизни моменты, когда без допинга не обойтись.

Вместе с режиссерами в кафе была образована чрезвычайная тройка — артистов-паникеров решили не приглашать, но признали, что завлит прав, и встал вопрос: какой допинг? Отдых и даже больничка отпадали, уже были использованы, и времени на них до премьеры никак не оставалось.

— Виски супер класса! Полуторалитровую бутыль! За большие деньги? А что, скинемся! — предложил скоропалительный Саустин, но тотчас свой же вариант забраковал. — Глупо, спаивать шефа накануне премьеры — опасно, вдруг еще, в таком состоянии, да с такими виски — запьет? Есть гарантия? Нет гарантии!

— А может отыскать Романюк? — осторожно высказался Слепиков, — Я лично не исключаю, что упадок сил худрука связан с тоской по сами понимаете чему? По собственному опыту знаю.

Но и этот вариант двумя членами тройки был единогласно забанен как нерабочий. Как найти, где найти, согласится ли она? Тем более, что у нее, судя по слухам, новый хрен?

Наконец, Иосича осветила идея.

— Поймите, сказал он, ему не физический допинг нужен, я его лучше знаю — он человек особый, ему морально-психологическое подспорье требуется, мобилизующая, так сказать, точка — шеф за правильную идею и мертвым на сцену приползет.