Пат Инголдзби - Особое чувство собственного ирландства [сборник эссе]

Наш черно-белый телевизор проделывал с нами ужасное. В него была встроена целая куча спецэффектов, которыми мы почти никак не управляли. Иногда вся семья усаживалась смотреть «Ларами» [187] «Laramie» (1959–1963) — американский вестерн-сериал на канале Эн-би-си. . И вот, когда доходило до самого увлекательного, картинка принималась скукоживаться. Будто незримые руки сжимали ее с боков. Внезапно 14-дюймовое изображение уменьшалось до семи и делалось меньше с каждой секундой. «Скорей, пап, скорей… Дылду того и гляди застрелят… пропустим!» Отец одним прыжком оказывался у телевизора и начинал крутить какую-то ручку сзади. «Нет, пап, нет, в другую сторону! Вся картинка сплющилась теперь к середине». Дюйм за дюймом папа выкручивал ее и постепенно растягивал «Ларами» обратно к краям экрана. Потом стоял рядом и несколько секунд смотрел. И только после того, как чувствовал, что может телевизору доверять, усаживался на свое место.

Напряжение получалось невероятное. Никакую программу нельзя было воспринимать как должное, потому что в любую секунду ее могло съежить. Иногда ее сплющивало снизу и сверху, и тогда картинка оставалась 14-дюймовой в ширину, зато делалась всего два дюйма в высоту. И так было не только с нашим телевизором. Люди по всей Ирландии бросались со своего места и возились с кнопочками на заду у телевизора. В нашей семье та кнопка называлась разъёживающей, но технически это «синхронизация кадров» и «синхронизация строк». Случалось нашему телевизору переходить и в режим игрового автомата — картинка начинала бешено крутиться. Неслась на большой скорости, и у всей семьи голова шла кругом. «Нет, пап, нет… в другую сторону, так она быстрее бежит». С мастерским умением папа замедлял ее, и как раз когда ему удавалось затормозить «Диксона из Зеленого дока» [188] «Dixon of Dock Green» (1955–1976) — британский полицейский телесериал на канале Би-би-си. , вся программа закручивалась в обратную сторону. «Погоди, пап, у тебя боковое сплющивание и медленное кручение… попробуй чуть-чуть поддать заднего хода и немножечко синхронизации».

Иногда экраны залепляло внезапным снегом. Иногда какая-нибудь соседка включала пылесос, и у нас по всей картинке шли драные полосы. А иногда бабушка уходила в кухню и вместо телевизора слушала радио. Бывало, мы шли за ней.

В супермаркетах такое сплошь и рядом. У них есть специальная быстрая очередь, называется «Для покупателей с корзинами». Пусть все основные железнодорожные станции в Ирландии последуют этому примеру. Пусть заведут особую билетную кассу с надписью: «Продажа билетов легко и просто, без всяких выкрутасов». Другое окно можно вот такое: «Специально для балбесов, желающих все усложнять и задерживать очередь».

Ума не приложу, откуда эти люди берутся. Обычно таскают за собой целую команду регби. Они свои литеры на билеты обменяют за пару секунд. Но с тех пор, как литеры выписали, шесть человек из команды настояли, что поедут спиной к паровозу, весь первый ряд желает ехать у окна, а иначе будут дуться вплоть до Корка, а остальные ребята желают студенческих скидок.

Предоставьте этим людям отдельное билетное окно. Пусть всё усложняют в свое удовольствие. Назначьте в то окно самого бестолкового служащего во всей «Ирнрод Эрэн», пусть задержит их так, чтобы они опоздали на свой поезд. Поделом им, так-растак.

Пусть и в каждом банке в Ирландии устроят так же. Бродят по стране такие люди, которые не успокоятся, пока не заберут наличные для всех и каждого на стройке. Плотники желают свои деньги в песетах, потому что в Мадриде киянки дешевле, кто-то из каменщиков хочет зарплату в пенсах, потому что собирается выложить их вдоль Насс-роуд, чтобы собрать средства для Фонда благоприятствования каменщикам, а все остальные хотят красивые блестящие монетки с изображением зимородка.

Этих людей необходимо сейчас же остановить. Они доводят всех остальных нас до безумия. Не понимают, как можно прийти на почту и купить одну марку. Посвящают свою жизнь отправке крыжовенных пирожных наземной почтой в Омск. Не способны приобрести простой билет до Голуэя. Им больше нравится притащить с собой пятнадцать участников команды по хёрлингу. Обожают задавать вопросы. «Допустим, я хочу отправить живого ежика самому себе с уведомлением. Нужен ли мне для этого специальный конверт с дырочками для вентиляции?»

Почему бы не централизовать все и сразу? Выстроить для таких людей здоровенное депо посреди Курры, и пусть они там сводят с ума друг дружку. Остальных можно и нужно оставить в покое.

Терпеть не могу разговаривать с людьми через плексигласовые окна. Я, бывает, понимаю, что кассирша в банке пытается разговаривать со мной — у нее губы шевелятся. Но не слышу ни слова. Принимаюсь кричать, чтобы меня услышали наверняка. К сожалению, слышат меня и все остальные в банке. По-моему, стоит снабдить каждое окно стереофоническими наушниками и плексигласовым шлемом на голову. Тогда все останется между вами и кассиршей — и больше никем.

Очень нервничаю, когда помещаю свой вклад в этот их защищенный лоток с моей стороны стойки. После чего как можно резче отдергиваю руку, пока сотрудница банка не дернула задвижкой. Вечно боюсь наткнуться на кассира-психопата, у кого выдался страсть какой скверный день. Один внезапный щелк задвижкой — и мне в настольный теннис уже не сыграть никогда.

Недавно покупал билет на одной крупной железнодорожной станции. Мне видна была нижняя часть лица кассирши, потому что на уровне глаз поперек плексигласового окна тянулась металлическая рейка. Я сразу же принялся гадать, видит ли кассирша целого меня. «Вам все мое лицо видно?» — спросил я в круглую штуковину, куда полагается говорить. Губы у нее задвигались, слышно не было, но я распознал слово «простите». После первой парочки плексигласовых окон слова «простите?» и «что?» разбираешь за милю. На заднем плане заревел локомотив, а потому пришлось кричать: «МНЕ ВИДНО ВАШЕ ЛИЦО ОТ НОСА И НИЖЕ. СКОЛЬКО МОЕГО ВИДНО ВАМ?» — «ЕСЛИ НЕМНОЖКО НАКЛОНИТЕСЬ, ВИДНО ВСЕ ЦЕЛИКОМ!» — проорала она. Я пригнулся и купил билет согбенно. Такие вот диалоги могут продолжаться вплоть до Слайго. Бывает, оказываешься в банке, и мимо проскакивают люди в синих шлемах, а при них мешки с деньгами. Внезапно все двери закрываются — без всяких там «с вашего позволения». Никто не спрашивает: «Простите, сэр, вы не возражаете, если мы вас тут запрем ненадолго?» Просто запирают и все. У меня на прошлой неделе так пять минут из жизни вычеркнули. Я, может, в это время наслаждался бы безе в булочной. Я, может, слушал бы пение птиц в парке Фэйрвью. А вместе этого сидел взаперти в банке. Такое пару раз случалось и прежде. Банк должен мне пятнадцать минут жизни. Мое время — мои деньги. Уйма денег. Утром отправлю банку первый счет-фактуру. Тут целое состояние, может, зарыто.