Вадим Месяц - Дядя Джо. Роман с Бродским

— Я, к сожалению, не знаком с ним, — вздохнул сосед.

Ко мне подошел официант и сказал, что меня вызывают к телефону. Я невозмутимо встал, извинился перед собеседником и направился к стойке бара. Вычислить меня в «Белой лошади» никто не мог. Я был уверен, что это недоразумение. Подойдя к аппарату, я еще раз переспросил, уверены ли они, что это меня. Бармен утвердительно кивнул.

— Алло, — сказал я спокойным голосом. — Чем могу быть полезен?

— Купаешься в лучах славы, сучонок, — раздалось на другом конце линии. — Делаешь себе карьеру. Приглашаешь московских знаменитостей. Знай, умрет твой Бродский — и будешь опять лапу сосать.

— А вам-то какое дело?

— Мое дело предупредить. Напомнить, что твое место у параши.

— Спасибо, — сказал я. — Свое место я знаю.

После этого я положил трубку и попросил меня больше к телефону не приглашать. У Дяди Джо было полно недоброжелателей. Лев Наврозов, Эдуард Лимонов, Саша Соколов, Юрий Милославский. Они могли завидовать ему смертельной завистью, справедливо или несправедливо точить на него зуб, но шантажировать и запугивать меня было делом бессмысленным. Бродский моей жизни и карьеры в Штатах не делал. Не было такой необходимости.

Я вернулся к столику. Стихотворение подходило к концу.

— Держись, не сдавайся, воспрянь как-нибудь, — ответил я мысленно загадочному шантажисту.

Я вспомнил, что мы действительно все умрем. На мгновение мне стало стыдно, что я хамил Драгомощенко, приглашая его в Штаты, иронично вел себя с Приговым, не успел поговорить о стихах со Ждановым. Курёхин уезжал позднее, и мы должны были встретиться с ним завтра утром на Ривер-стрит. Закончив перевод, я поехал на Джефферсон заполнять налоги. Саймон сказал, что если я этого не сделаю, меня посадят в турецкий зиндан. Дома еще гостил Калужский. Я обратился к нему за помощью, но тот мучился с похмелья и мрачно ответил на мои беспочвенные приставания:

— Я не доктор.

— Очень жаль, — сказал я, решив навсегда запомнить обиду.

Ранним утром я направился на встречу с музыкантом. Он шел с одного конца улицы, я с другого. Слева от меня и справа от него текла река Гудзон. Ее было видно в промежутках между домами Ривер-стрит. Как в кино. Мы должны были зайти в банк — снять гонорар за его выступления. Поздоровались, обнялись. Я пожаловался на налоги.

— В Бруклине все тоже сейчас заняты этой фигней, — сказал он. — Как вы тут живете?

— Так и живем.

Курёхин был в кожаной куртке, зеленых брюках и салатовых ботинках. Такие здесь не купишь.

— Мишеля Фуко читать будешь? — пошутил он, вспомнив наставления Пригова.

Я обналичил чек из Стивенса и протянул Сереже пакет с купюрами.

— Отлично, — сказал он. — Куплю себе носков и трусов.

Я хотел поговорить с ним про его аранжировку «Аквариума», про «Поп-механику» и Санкт-Петербург вообще, но воздержался. В воздухе сгущалась какая-то другая проблема, связанная с изменением цвета времени.

— Как вы тут живете? — удивился он, вкладывая в эти слова смысл больший, чем просто бытовой.

— Начал видеть во сне стихи, — сказал я. — Тексты, написанные от начала и до конца. Шизофрения какая-то.

— Так записывай.

— В том-то и фишка, что это чужие стихи. Свои я отличу в полном делирии. Какая-то штука происходит. Наподобие обучения английскому во сне.

— Расскажешь потом, что из этого вышло, — улыбнулся он. — Но у вас тут очень странно. Я бы дольше месяца не продержался.

В словах этих была искренняя печаль и даже обида. В ответ я только пожал плечами. Больше я его никогда не видел. Следующую книжку своих стихов «Выход к морю» положил на его могилу в Комарово.

Диктаторы, кинозвезды и прочие знаменитости нередко заводят себе двойников. Для безопасности или выполнения какой-нибудь черновой работы. Больше половины клипов Майкла Джексона записано с его двойниками. После третьей пластической операции певец не показывался на людях. Умер жуткой смертью. В диснеевском замке, наполненном полоумными мальчиками и девочками, он бродил со страшным лицом Квазимодо и выл как стареющая гиена. Популярность редко идет людям на пользу.

Бродского это не касалось. Ему нравилось открыто делать карьеру, позиционировать себя в качестве великого русского стихотворца и гражданина США. Ему было можно позавидовать. Далеко не каждый русский поэт согласился бы совместить все это в одной ипостаси, сумев остаться органичным до конца своих дней. Дядя Джо смог. У каждого своя природа. Свой двойник.

Альтер эго Бродского можно было считать Владимира Уфлянда, к которому он отправил меня после первой встречи. Володя поможет, сказал он мне. В чем могла заключаться помощь — понятно не было, но я зашел к нему, оказавшись в Питере.

Наш разговор оказался коротким и деловым. Уфлянд сказал мне, что ничего нового в моих стихах не видит. Я ответил, что его стихи меня тоже никогда не штырили. Счет равен. 1:1. Хозяин предложил на прощанье выпить чаю, но меня в тот вечер интересовал кофе.

К Уфлянду Дядя Джо отправлял всех начинающих поэтов, чтобы отвязаться от дальнейшего общения. Любое общение, даже самое содержательное, утомляет. «Ты царь: живи один» [56] «Ты царь: живи один» — цитата из стихотворения «Поэту» А. С. Пушкина (1830). . Я оказался хитрее — и записался к царю в племянники.

Бродский стоял на углу Сентрал-Парк-Уэст и 64-й улицы, у массивного отсырелого здания прошлого века, где только что прошло его выступление. Высокие окна, лепные карнизы, скульптурная группа старцев, вписанная в треугольную арку над входом. Нечто похожее на храм несуществующей религии или органный зал. Из собора неспешным потоком текла разношерстная публика. Взлохмаченные дамы, трепетные курсистки, интеллектуалы с Брайтон-Бич, старики с потрепанными ширпотребными гитарами советского производства. Поклонники боязливо обходили лауреата стороной. Поэт тоже повернулся спиной к толпе, обрывал фильтры у сигарет и курил одну за одной. В сером плаще на фоне серого фасада, асфальта и серого апрельского вечера он был почти незаметен.

Я подошел к Дяде Джо поздороваться.

— Ну и видок у вас, Месяц, — сказал он, впервые назвав меня по фамилии. — Вы вступили в террористическую организацию? Стали байкером навроде «Ангелов ада» [57] ангелы ада — один из крупнейших в мире мотоклубов, имеющий свои филиалы (так называемые «чаптеры») по всему миру. Входит наряду с Outlaws MC, Pagans MC и Bandidos MC в так называемую «большую четверку» outlaw-клубов и является наиболее известным среди них. ?

— Поэт ответственен за свое лицо, — ответил я ему его же словами. — Как выступление? Я опоздал, извините. Должен был задержаться со студентами.