Филип Норман - Пол Маккартни. Биография

Сперва показалось, что перспектива написать вдвоем хоральное сочинение к полуторавековому юбилею Ливерпульского филармонического не слишком его увлекла. Однако позже, за чаем в компании родственников, он начал вспоминать о своей учебе в Ливерпульском институте: как в жаркие летние дни вместо уроков он «сачковал» и пробирался на кладбищенский двор находившегося неподалеку собора, чтобы позагорать, лежа на надгробных плитах. Из этого родилась идея музыкальной автобиографии — наподобие «Penny Lane» , только гораздо более масштабной.

Дэвис планировал, что при Поле он лишь будет играть роль секретаря — переводить сырые идеи на язык музыкальной грамоты, как это всегда делал Джордж Мартин. Изначально он держался несколько по-учительски, объясняя, что такое «рондо» и другие технические термины, и иногда прерываясь со словами: «Сейчас я дам небольшой урок…» «Однажды он даже попробовал поставить мне „Путеводитель по оркестру для юных слушателей“ Бенджамина Бриттена, — вспоминал Пол, — [но] я сказал: „Нет, Карл, дорогой, поздновато мне это слушать“».

Он также предполагал, что они будут работать отдельно друг от друга и что он будет задавать музыкальное направление, сочиняя вариации «под Маккартни» точно так же, как он компоновал мелодии в стиле 1920-х годов для сопровождения голливудских фильмов немого периода. Для первой части под названием «Война», которая хронологически относилась к 1942 году — году рождения Пола, он написал несколько тактов мелодичной музыки, по его мнению вполне в маккартниевском ключе, однако Пол все немедленно забраковал. Ему хотелось вызвать в воображении слушателя совсем другие образы: бомбежку Ливерпуля, как ее запечатлела старая черно-белая кинохроника, «со сбрасывающими бомбы самолетами, со снующими всюду пожарными командами и постоянным звоном колоколов». «Бог ты мой, меня это начинает заводить», — прокомментировал Дэвис, спешно записывая новые ноты. С этого момента они работали почти в таком же тесном контакте, как когда-то с Джоном.

Ясность относительно того, что именно они сочиняют, пришла к Полу не сразу. «Я спрашивал Карла: „Это симфония?“ Он говорил: „Нет, это немного другое“. — „Тогда концерт?“ Он говорил: „Нет, не концерт“. — „Может, сюита?“ — „Да нет, ты что, боже упаси“». После этого случайно, сидя в самолете, он прочитал в журнале статью, где упоминалась оратория — музыкальная форма с повествовательным сюжетом на религиозную тему, с образцами вроде «Мессии» Генделя и «Реквиема» Верди. Проконсультировавшись с Дэвисом и уточнив, что именно этим они и занимаются, он назвал свой опус Liverpool Oratorio («Ливерпульская оратория»).

Учитывая, насколько близким оказалось их сотрудничество, Дэвис ожидал признания их равноправного соавторства, как это было у Леннона и Маккартни. Но Пол дал понять, что хочет видеть в названии произведения только свое имя. Как он позже объяснял: «У меня появилась навязчивая мысль, что Карл окажется наверху, за пультом, этаким Стравинским в центре внимания, а на меня все будут смотреть как на шпану из Спика, который даже нот не знает». В пролетарском пригороде Спике он жил мальчиком, пока акушерские занятия его матери не позволили им перебраться в район получше. Показательно, что сорок лет спустя, несмотря на всю непомерность своей славы, он по-прежнему ощущал кастовое клеймо этого места.

Пол работал над ораторией два с половиной года, намного дольше, чем над любым другим своим проектом, как-то умудряясь находить время для встреч с Карлом Дэвисом между записью альбома Flowers in the Dirt , подготовкой материала к двум следующим и этапами своего десятимесячного мирового турне.

Сюжет оратории следовал ранним этапам его биографии, но не включал ничего связанного с его музыкальной карьерой, которая, как он решил, была бы «слишком скучной». Как следствие, ее герою было дано выдуманное имя Шанти ( Shanty ), словарное значение которого отсылало, с одной стороны, к песням ливерпульских моряков, а с другой — к самому скромному типу жилища, более скромному, чем даже муниципальный дом в Спике с уборной во дворе.

Центральным эпизодом произведения, зеркально воспроизводившим историю Пола, была учеба Шанти в Ливерпульском институте, а его лейтмотивом — латинский девиз Инни: «Non nobis solum sed toti mundo nati» («Не только для самих себя мы рождены, но для всего мира»), оказавшийся пророческим для двух его учеников (включая Джорджа), которым было суждено стать частью Beatles . В повествование была вплетена даже учительница испанского, мисс Инкли, которую класс Пола считал бывшим секретным агентом в тылу фашистов, а также ее песенка о трех кроликах, сидящих на дереве: «Tres conejos en un árbol» .

Другие автобиографические детали имели более косвенный характер. В детстве Шанти, в отличие от Пола, потерял не мать, а отца — его памяти был посвящен фрагмент, который вполне мог быть эпитафией «джентльмену Джиму» Маккартни: «Твой дух удержит нас на верном пути». Позже повзрослевшему Шанти на кладбище является образ матери, который трансформируется в его будущую жену, причем обе получили имя Мэри — в честь матери Пола.

Вопреки мораторию на использование истории Beatles , было невозможно, чтобы Джон оказался полностью исключенным из либретто. Слова Шанти о том, что «важнее всего было сачковать», явно напоминали не только о времени, когда Пол прогуливал уроки или загорал на могильных плитах, но и о зарождении авторского партнерства Леннон — Маккартни в маленькой гостиной на Фортлин-роуд, 20.

Ближе к финалу с беременной женой Шанти происходит несчастный случай, и ее везут в больницу, где добрая медсестра (еще одна символическая для Пола фигура) спрашивает ее: «Вы знаете, кто вы?» Это вопрос, который задают жертвам несчастных случаев работники скорой помощи, чтобы сделать первичную оценку травматического состояния. В Нью-Йорке после выстрелов Марка Дэвида Чепмена Джону задавали тот же вопрос на заднем сиденье полицейской машины, которая безуспешно пыталась успеть довезти его до больницы Рузвельта.

В то же время, когда Ливерпульскому институту воздавали почести пением и музыкой, сам он представлял собой один из самых печальных символов упадка города.

Инни закрылся еще в 1985 году, просуществовав 140 лет. Официально — потому что стало гораздо меньше учеников, поскольку в округе появилось много современных школ. Но на самом деле ощущение привилегированного статуса, который он давал своим воспитанникам, вызывало резкое неприятие у крайне левого большинства Ливерпульского городского совета (особенно у заместителя председателя совета и члена троцкистской фракции Дерека Хэттона, который когда-то сам учился в Инни). Впрочем, закрытие Инни не исчерпало недоброжелательности властей: его неоклассическое здание на Маунт-стрит еще шесть лет стояло заброшенным, медленно разрушаясь.