Филип Норман - Пол Маккартни. Биография

После Санкт-Паули и его головокружительной «великой свободы» домашние перспективы Beatles выглядели ненамного благоприятней, чем до. Оказалось, что теперь они не могли рассчитывать даже на Аллана Уильямса. Еще ранней осенью у Уильямса созрел очередной грандиозный бизнес-план: сделать ливерпульскую версию репербановского «Топ Тен», в котором Beatles было обещано место «домашнего» бэнда. Однако, вернувшись, они узнали, что новый клуб Уильямса сгорел всего через шесть дней после открытия — по-видимому, подожженный неким недоброжелателем, возможно, коллегой-клубовладельцем.

Как результат, их концертное расписание на ближайшее время, включая Рождество и начало нового 1961 года, выглядело довольно убого. Большинство местных организаторов танцев, на которых они работали раньше, не знали никаких Beatles и были не готовы рисковать, нанимая кого-то с таким необычным именем. Кроме того, за время их трехмесячного отсутствия мода среди британских поп-групп радикально поменялась. Каждый коллектив, претендующий на популярность, теперь играл драматически звучащие инструменталы, носил одинаковые блестящие костюмы и исполнял синхронные танцевальные фигуры с выкидыванием ног — в подражание Shadows , группе Клиффа Ричарда.

Даже такой покладистый и понимающий родитель, как Джим Маккартни, не видел в Beatles никакого будущего и поэтому с нетипичной для него строгостью поставил перед Полом выбор: либо найти нормальную работу, либо убираться из дома. Послушный как всегда, Пол временно нанялся на почтовый грузовик за семь фунтов в неделю, а потом умудрился устроиться в компанию Massey & Coggins , изготавливавшую электрообмотку для корабельных нужд. Он начал с самого низа, подметая заводской двор, но вскоре был отмечен как потенциальный кандидат на повышение.

Джон позже утверждал, что именно он пресек на корню маккартниевскую карьеру портового служащего. «Я всегда говорил: „Не бойся ты отца, пошли его в жопу, он же тебе не врежет“». Это был совет человека, выросшего без отца, и если кто-то мог к нему прислушаться, то только не Пол. Как бы то ни было, прямой ультиматум Джона все-таки заставил его в первый раз в жизни пойти против воли Джима. «Я сказал [Полу] по телефону: „Или приходишь, или мы тебя выгоняем“, — вспоминал Джон. — Так что ему пришлось выбирать между мной и отцом, и в конечном счете он выбрал меня».

Как минимум одна из их бывших концертных площадок оставалась для них открытой. Мать Пита Беста Мона по-прежнему держала кофе-клуб «Касба» на Хейманс-Грин, где Пол, Джон и Джордж когда-то играли под именем Quarrymen и где росписи Джона и Пола до сих пор украшали стены и потолок. Без особенных уговоров миссис Бест ангажировала группу своего сына — так она ее воспринимала, — и скоро по округе были расклеены афиши с рекламой: «Beatles — прямо из Гамбурга».

Поскольку Стю Сатклифф еще не вернулся домой, Полу, скорее всего, пришлось бы взять бас на себя, однако открывшуюся вакансию быстро удалось заполнить дружком Пита Беста по имени Чэз Ньюби, по совпадению тоже левшой. На этой стадии Пит и Мона по сути дела превратились в менеджеров группы: «Касба» стала не только их регулярным местом работы, но и базовой точкой, а местный вышибала Фрэнк Гарнер отвозил их и забирал с разных других мероприятий, число которых пусть и медленно, но росло.

В доме семьи Бест квартировал молодой студент-бухгалтер по имени Нил Эспинолл, который раньше учился в Ливерпульском институте с Полом и Джорджем и был близким другом Пита и его брата Рори. У Нила имелся старый красно-белый автофургон, и чтобы не отрывать Фрэнка Гарнера от работы на дверях, он взял роль водителя Beatles на себя, получая за это пару фунтов за вечер и умудряясь каким-то образом совмещать это с подготовкой к бухгалтерским экзаменам.

Снежным вечером 27 декабря 1960 года Нил отвез их на очередной, ничем не выдающийся концерт в здании муниципалитета Литерлэнда — получасовое выступление в одной программе с уважаемыми местными группами вроде Del Renas и Deltones . На афише они фигурировали под тем же девизом, который придумала Мона Бест: «Прямо из Гамбурга — Beatles» . Поскольку под таким именем в родном городе их почти никто не знал, бо́льшая часть аудитории предполагала, что им покажут каких-то немцев.

Среди присутствовавших в тот вечер был Уильям Фэрон Раффли, чья группа, Faron’s Flamingos , пользовалась бешеным успехом у местных и лучше остальных подражала безупречной, элегантной манере Shadows . Фэрон, он же Гарцующий Принц-панда ( «The Panda-footed Prince of Prance» ), выглядел великолепно в своем фирменном белом костюме и в окружении привычной свиты из юных обожательниц.

Когда занавес открылся, чтобы продемонстрировать залу никому не известных немцев, публика явно удивилась и — на какую-то секунду — расстроилась. На сцене была не ожидаемая шеренга из эрзац- Shadows , выделывающая синхронными шажками заученные па, — что до того момента было верхом исполнительского шика. Вместо этого аудитории предстали вызывающе асимметричные фигуры, одетые во все черное (как их гамбургские друзья-экзис), но без какой-либо стильности и лоска, обычно свойственной черному цвету. «Это была не группа, а черт-те что, — вспоминает Фэрон. — У Пола была красная гитара с тремя струнами, которая ни к чему не присоединялась… Джон, чтобы заработал его усилитель, бил по нему молотком».

С первых дней эпохи рок-н-ролла — а до него эпохи свинга — выступления на танцах всегда имели один закон: группа играет, публика танцует. Однако, как только Пол заверещал начало «Long Tall Sally» своим лучшим литтлричардовским голосом:

— вся толпа ринулась к краю сцены и просто стояла, уставившись вверх с разинутыми ртами, пораженная первой зафиксированной в истории вспышкой битломании. Обернувшись, Фэрон увидел, что даже его личный гарем оставил его в одиночестве.

Ливерпульский клуб «Каверн» давно отобрал у нашвиллской «Грэнд Оул Опри» титул самой знаменитой концертной площадки в истории популярной музыки. Кроме того, пресловутый «дом кантри-музыки» никогда с такой силой не воздействовал на коллективное воображение масс, как этот куда более домашний и уютный дом Beatles доэпстайновского периода. Даже для не видевших своими глазами его современной копии «Каверн» не менее зрим и осязаем, чем любая реальная вещь: они почти готовы поверить, что спускались по этим восемнадцати каменным ступенькам, ощущали жару внутри и вдыхали его разнообразные запахи, сидели на одном из его деревянных мини-стульев у крошечной сцены с Полом, Джоном и Джорджем, близкими настолько, что можно до них дотянуться.