Олег Куденко - Орбита жизни

В редакции все время звонят телефоны. Местные корреспонденты просят заказать каналы, чтобы передать записи первых репортажей и выступлений. А группы московских репортеров уже разъехались в разные концы страны, в места, связанные с жизнью Гагарина.

В аппаратных и операторы, и сами корреспонденты монтируют репортажи. Коричневая змейка пленки стремительно сползает с перегретых магнитофонов, пленку никто не поднимает, не сматывает, как положено, на бобышку: некогда!

Отрывисто звучит команда: «Стоп!» Молнией сверкают в руках оператора ножницы, и ворох восторженных человеческих голосов, не вошедших в передачу, попирается ногами, а отмонтированные куски, наскоро склеенные, даже не переписанные на новую пленку, оператор бегом тащит на «выпуск». Порою в эфире уже звучит начало передачи, а ее окончание — второй ролик — еще «дорезается» на аппарате в монтажной. Все это напоминает вавилонское столпотворение.

Забыв о восьми лифтах, люди мчатся вверх по лестницам и вниз, к машинам, которые то и дело останавливаются у подъезда. Из машин, придерживая рукой портативные магнитофоны «Репортер», выскакивают корреспонденты и, даже не сняв пальто, мчатся в аппаратные. Все торопятся рассказать миллионам радиослушателей новости, передать в эфир голоса тех, кто лично знаком с пилотом-космонавтом…

В секторе выпуска «владыки эфира» ищут «окна» между выпусками «Последних известий» и концертами, чтобы дать выступления ученых, которые готовит отдел науки.

И даже в просторном кабинете председателя Государственного комитета по радиовещанию и телевидению — необычное оживление. Здесь все время вспыхивают короткие совещания, напоминающие оперативные летучки, решаются все вопросы, связанные с последующими программами передач: работает космический штаб радио.

Но вот по коридору, на ходу просматривая текст, пробегает диктор и, хлопнув двумя дверьми, закрывается в студии. Над дверью вспыхивает зеленый транспарант: «Микрофон включен!», а у входа белый: «Тише! Идет передача!»

Через мгновение в эфире раздается спокойный уверенный голос:

«Говорит Москва! Говорит Москва! Передаем новое сообщение ТАСС о полете космического корабля-спутника «Восток» с человеком на борту!

По полученным данным с борта космического корабля «Восток», в 9 часов 52 минуты по московскому времени пилот-космонавт майор Гагарин, находясь над Южной Америкой, передал: «Полет проходит нормально, чувствую себя хорошо».

Это короткое сообщение повторяется трижды, затем снова звучит музыка.

…В последнее время во всем мире мало кто сомневался в том, что именно советский человек первым полетит в космос. Более того, каждый, кто вдумчиво следил за успехами нашей страны, понимал, почему это было исторически неизбежно.

Хорошо сказал об этом известный писатель коммунист Назым Хикмет:

«После запуска космической станции… репортеры московского радио пришли ко мне на квартиру. Они задали мне следующий вопрос: «Гражданином какой страны будет первый космический человек?» Я ответил: «Это будет советский человек. Нужно, чтобы это был советский человек. Иначе и не может быть. Я не мистик, но все же верю в какую-то логику истории, и эта логика подсказывает мне: только сын рабочего Путиловского завода, рабочего, который в 1917 г. в сапогах и в кепке ворвался с винтовкой в Зимний дворец, только его сын, безусловно, ворвется в космос, но уже в защитном скафандре и, конечно, без винтовки.

Отец сделал первый шаг ради осуществления надежд на социальную справедливость и земное счастье для своего народа и всего человечества. Его сыну надлежит следовать по тому же пути вплоть до космоса».

Сказанные Хикметом слова «сын рабочего Путиловского завода» оказались почти пророческими: первый в мире космонавт Ю. А. Гагарин не сын, но внук путиловца.

Как же дальше складывалась его жизнь, по каким ступенькам поднимался он на орбиту подвига?

В Саратове с небольшой привокзальной площади все трое ребят вместе с преподавателем первым делом поехали на трамвае смотреть Волгу. Ранняя осень чуть тронула желтизной листья на тополях и березах. В воздухе носились паутинки, трава казалась желтоватой и жесткой, как осока. В городе было пыльно, и всем очень захотелось искупаться.

Пристани тянулись вдоль всего берега. Неуклюжие дебаркадеры стояли у пляжа и набережной. Далеко в стороне был виден большой железнодорожный мост и дамба, протянувшаяся чуть ли не до середины реки. Было видно, как по мосту беззвучно спешат поезда.

С набережной открывался вид на широкий плес, залитый солнцем и сверкающий, словно рыба чешуей, множеством серебряных бликов. Серые баржи и коричневые плоты стояли на рейде, мимо них, неторопливо шлепая плицами колес, проплывали рыжие буксиры и белые пассажирские пароходы.

У берега мутная вода несла радужные пятна нефти и щепки, пропитанные мазутом. Чайки, стремительно разрезая воздух, стайками садились прямо на воду или, едва коснувшись ее, взлетали вверх.

От всей этой невиданной картины веяло таким простором, такой широтой, что Юрий почувствовал необычный прилив бодрости. А Саша Чугунов и Тимофей Петушков, казалось, были подавлены величием реки. Они даже не сразу сообразили, в какую сторону несет она свои воды, таким торжественным спокойствием веяло от Волги.

— А ты смотри, Чугун, вон на ту палку и на лодку. Видишь, палка уходит направо. Вот туда и течет Волга.

— А Ульяновск выше будет или ниже по реке?

Юрий понял, к чему этот вопрос. Задумался. Действительно, сколько раз, должно быть, смотрел на эту реку тот человек, который когда-то был таким же мальчишкой, как они!.. А стал великим вождем народа, вождем революции, которая преобразила весь мир…

— Выше! Географию надо изучать! — деловито ответил Тимофей, и они заговорили совсем о другом. О рыбе, которой, должно быть, очень туго приходится от мазута и нефти; о пароходах; о том, что уже не худо бы искупаться. Ведь для этого вроде и ехали с вокзала.

В стороне от пристаней нашли лодочника, который быстро перевез их на длинный остров, заманчиво золотившийся песком и густо зеленевший. Разделись — и бултых…

Накупались всласть. Помылись с мылом, полежали на солнце.

Ребята уже хотели уходить, как увидели летящий откуда-то из-за Волги самолет. Он серебряной стрелой мелькнул над островами и круто пошел вверх, оставляя позади белый след.

— Не плохо бы слетать, — мечтательно заметил Саша, — глянуть сверху на землю, какая она есть…

— Вообще-то дело хорошее, — заметил Тимофей. — Я, честно говоря, пошел бы в летчики. Только как туда записываются — вот бы узнать!