Олег Куденко - Орбита жизни

Маленький комок живой плоти, он чувствует себя песчинкой, влекомой ураганом. От резко наступивших перегрузок болит все тело, кружится голова, подташнивает. Давит, очень сильно давит! Огромным усилием воли, напрягая все мышцы, борется он с перегрузками. Ему сейчас неимоверно тяжело, и только одно успокаивает Юрия: все приборы и системы спуска работают безотказно. Он это видит по мельканию строк на световом табло, по стрелкам, уверенно скользящим на панелях, — машина выдержит, выдержит и он.

Мощным импульсом затормозив корабль, выключаются ракетные двигатели.

— Прошла команда на отсечку ТДУ! — радостно сообщает Юрий. Он испытывает радость потому, что двигатели выключились в точном соответствии с графиком полета. «Минута в минуту и на заданной высоте, — мысленно отметил Юрий. — Все идет по расписанию!» Это ощущение невероятной четкости и надежности систем дало ему мгновенный заряд энергии.

С трудом дотянувшись до кнопки, он включает магнитофон и делает последние записи. Голос пилота звучит хрипловато и надтреснуто — эти дребезжащие ноты появились от вибрации, которая сотрясает корабль.

10 часов 35 минут. «Восток» медленно входит в толщу воздуха. Обмазка корабля постепенно накаляется и начинает потрескивать. Температура на ее поверхности, неимоверная космическая температура, быстро возрастает…

Юрий докладывает о самочувствии и о показаниях приборов:

— Идем дальше. Вас слышу очень слабо. Самочувствие хорошее. Все идет нормально. Машина работает нормально!

Все расчеты оказались точными, и системы управления функционируют безупречно. В кабине во время снижения не меняются ни температура, ни влажность, ни содержание кислорода.

С Земли поступают все новые и новые команды.

Юрий знает, что за его спиной — сложные электронные системы. Они контролируют работу механизмов и орбиту корабля. Сейчас приборный отсек должен отделиться.

На какой-то момент летчику становится жаль всех этих умных приборов.

Юрий верит, что все продумано и предусмотрено, и все же, когда на дюралевых ободках иллюминаторов сквозь защитные шторки он видит пламя и алый отсвет раскаленной оболочки корпуса, невольно приходит волнение… Юрий вспоминает, что один из кораблей вместо того, чтобы притормозить, разогнался еще больше и вышел на слишком удлиненную орбиту, а другой пошел слишком круто вниз и сгорел вместе с подопытным животным. А ошибки были всего на 1 % или на 1°. Нет ли ошибки сейчас?

Юрий пристально всматривается в приборы. Температура на поверхности корабля — уже десять тысяч градусов.

Подрагивает «Восток», косо взрезая плотные слои атмосферы. Растут перегрузки. Все явственнее слышен треск защитной обмазки. Но приглушенный голос пилота по-прежнему звучит уверенно и спокойно:

— Температура в кабине 20°. Ощущаю перегрузки. Все идет нормально. Отделился приборный отсек.

…А мир еще не знает, что великий эксперимент завершается, что позади у корабля с символическим названием «Восток» уже 38 тысяч километров.

Мир не знает, как Юрию тяжело… Но Юрий борется.

Разнонаправленные перегрузки спуска гораздо труднее тех, что были при старте. Рука крепко сжимает красный рычаг катапульты. Хватит ли сил не нажать его, когда станет совсем невыносима эта длительная пытка перегрузками?

Теплозащитная обмазка корабля уже нагрелась добела. Воздух вокруг начал ярко светиться. Сперва свет, слабо пробивавшийся сквозь шторки, был нежно-розовым, постепенно он стал алым, затем пурпурным, наконец, багровым. Юрий на миг представил себе клубок огня, в котором он находится, и ему стало страшно. Хотя чего, собственно, бояться — жаростойкость защитной оболочки и металла многократно проверена в полетах.

Юрий приоткрывает шторку и видит, как, подобно спичке, буквально за считанные секунды сгорает не защищенная обмазкой антенна. Неужели огонь доберется и до корпуса? Тогда за минуты от корабля останется огненно-белая пыль…

«Восток» сошел с орбиты на переходный эллипс… Невесомость пропала еще незаметнее, чем наступила.

Юрию не по себе, и не от перегрузок, а потому, что мучительно долго тянется снижение. Он очень устал. Как и в минуты старта, Юрий распластан в кресле. Но его глаза напряженно следят за показаниями приборов. Медленно вращаясь, корабль планомерно прорезает атмосферу. Воздух все плотнее и плотнее…

Но что это? Вдруг началось то, чего Юрий не ожидал. Корабль, словно брошенный камень, начал кувыркаться. Юрий докладывает об этом Земле. Земля сообщает, что вращение скоро прекратится. Скорей бы, скорее! Пилота мотает из стороны в сторону. Но вот корабль выравнивается. Легче дышать, легче ждать.

…Юрий видит по прибору, как падает высота. Снижение идет неукоснительно и равномерно. Оно длится уже двадцать минут. Двадцать невыносимо долгих и трудных минут — 1200 секунд, каждая из которых равна вечности.

В последний раз Гагарин переключает глобус на район приземления. Крошечный голубой шарик Земли крутнулся и замер. Маленький белый кружок с перекрестием застыл у излучины Волги. «Похоже на Саратов», — подумал Юрий и сверился по приборам. Место приземления — расчетное: район города Энгельса.

«Родные места», — улыбнулся Юрий. И от сознания того, что он приземляется не только точно в соответствии с расчетами, но именно здесь, ему сразу стало легче. На саратовской земле он впервые обрел крылья, здесь он всерьез учился прыгать с парашютом, тут окончится его самый большой и самый трудный полет! Может, не случайно те, кто рассчитывал и планировал этот полет, избрали для Юрия саратовскую землю? Все тут облетано, все давно осмотрено с воздуха — кругом знакомые ориентиры. А ведь это много значит для хорошего приземления.

Высота 7 тысяч метров. Юрий смотрит на приборы и диктует последнюю запись на магнитофон: «…скорость снижения 220 метров в секунду».

Земля все время запрашивает его самочувствие. Сквозь треск эфира Юрий едва улавливает в шлемофоне торжественную музыку. Земля зовет его. «Родина слышит, Родина знает, где в облаках ее сын пролетает», — тихо поет Юрий. Песня словно стучит в висках, рвется из сердца…

Юрий твердо уверен, что все будет хорошо. Где бы ни приземлился корабль, пилот останется жив. Самое страшное позади.

В боковой иллюминатор сквозь низкие облака уже видна широкая излучина Волги. Голубой плёс отливает чернёным серебром. В синей дымке леса, хорошо видны черно-коричневые квадраты полей. Над ними плывут облака, и тени облаков тоже видны ясно и отчетливо.

Включился пеленгатор, который укажет точное место его приземления. В ушах еще звучит песня: «Родина слышит, Родина знает, как нелегко ее сын побеждает…»

А перед глазами все стоит и стоит красный тревожный отсвет, напоминающий солнечные протуберанцы. Немного гудит голова, ломит тело. Кажется, что любое движение причиняет боль. Но теперь уже позади самые долгие, самые неприятные минуты. Об этом не хочется думать…