Олег Куденко - Орбита жизни

Будущие космонавты были взволнованы и небывалым приемом, и искренней сердечностью этого большого человека, и — главное — тем, что они сейчас услышали. Юрий подумал, что предчувствия, как всегда, не обманули его: встреча эта была действительно очень значительной и важной.

Юрий снова сказал себе: теперь лучшим ответом на внимание и заботу Родины будет отличная учеба и добросовестная служба. По дороге в гостиницу все сначала молчали, обдумывая услышанное, а потом начали живо обсуждать подробности, делиться впечатлениями и строить планы…

Главное, что они все, кажется, с первых же дней поняли то, что космонавт — прежде всего человек большой идеи. Эгоисту, себялюбцу нечего делать в космосе. Если пилоту кажется, что он идет не на работу, а на подвиг, то он еще не готов к космическому рейсу. Только очень хороший, светлый, сильный духом человек может стать пилотом космического корабля, человек, безгранично преданный делу, понимающий высокий смысл всей своей деятельности!

Если ты готов к этому — лети в космос. Ты там всегда будешь первым. Новой будет машина, новыми будут опасности, новой будет трасса полета. Ты — испытатель и разведчик неведомого. Будь готов ко всему, даже к самому худшему. И, несмотря ни на что, выполни задание, ибо ты не можешь его не выполнить: ведь ты пошел на него по зову сердца, по мандату долга! Там, в полете, как на передовой: весь мир сразу увидит, чего ты стоишь! Весь мир будет перед тобой преклоняться, если ты окажешься настоящим человеком. Но хвастать героизмом тебе не придется — придется работать, делать трудную и опасную работу. Ты будешь один на один с мирозданием, с вечностью, со Вселенной. Если ты ко всему этому готов, иди работай!

Так примерно им говорили при отборе. Примерно так Юрий размышлял теперь.

А назавтра после приема у маршала все они разлетелись и разъехались по своим гарнизонам, чтобы вскоре снова встретиться уже на новом месте службы.

Юрий возвратился в часть 9 марта. Надо же было такому случиться, чтобы он попал домой как раз в день своего рождения! Но той радостью, которую он привез в сердце, он не мог поделиться ни с кем, даже с Валей: государственная тайна — теперь эти слова определяли содержание его жизни и охраняли от чужих смысл его новой работы.

Но почему-то все чувствовали, что этот день рождения — скорее прощальный вечер. Ах, да, он сказал Вале, что они уедут. Да-да, он, кажется, говорил ей, что его переводят на испытательную работу. Валя, наверное, поделилась этой новостью с подругами. Вот почему за столом столько разговоров о летчиках-испытателях и новых рекордах, которые они поставили.

Среди общего веселья Юрий один, пожалуй, выглядел непривычно серьезным и молчаливым. Он думал о своей новой судьбе, о государственно важном деле, которое ему доверила Родина. Звенели бокалы, ребята «толкали» тосты, читали стихи и пели задушевные северные песни, а Юрий словно откуда-то издалека наблюдал за всем происходящим. Нет, он в общем-то был таким, как и всегда: и пел, и смеялся, и острил, но если бы кто-нибудь пристально понаблюдал за ним, то смог бы отметить новое, озабоченное выражение в его серо-голубых глазах, отпечаток чувства самоконтроля, которое неизмеримо усилилось в нем в дни пребывания в Москве и теперь почти полностью овладело всем его существом.

Но, конечно, никто этого не замечал. Для всех он был все тем же Юркой, Гагарой, человеком, который все отдавал полной мерой, который улыбался, казалось, всем своим существом и со всеми был одинаково прямодушен и ровен, одним словом, таким, каким его знали и любили товарищи по оружию. И только один из гостей, кажется, заметил в нем перемену — Анатолий Росляков. Возможно, он догадывался, куда получил направление кандидат партии лейтенант Гагарин. Юрий почувствовал это по одной невзначай оброненной реплике парторга:

— Есть рекорды и рекорды… Одним словом, Юра, надеемся на тебя. Очередь за тобой. Хотелось бы и о тебе услышать, — тихо и потому как-то особенно задушевно сказал Анатолий. Юрий мгновенно уловил скрытый смысл его слов.

— За мной дело не станет, — так же тихо, с мягкой улыбкой ответил Юрий и поднялся за столом:

— Предлагаю тост за наше войсковое товарищество!

Все дружно выпили, потому что Юрий действительно предложил дельный тост: здесь, на Севере, войсковое товарищество было для них главным. Да и в новой его жизни это, пожалуй, тоже будет едва ли не самым важным.

Кто-то тихо затянул песню:

Гитара вздыхала грустно и доверительно, подпевали ей так искренне, так сердечно, что казалось, песня эта, невесть кем сложенная, звучит, как исповедь. Даже у Вали повлажнели глаза, что с ней случалось очень редко. Юрия эта новая песня тоже растрогала: он хорошо понимал состояние холостяков, «огрубевших» от скитаний. На Севере у жизни свои строгие законы, и хотя люди здесь высокой пробы, они особенно остро чувствуют боль разлуки и, возможно, больше, чем где-нибудь в других местах, ценят настоящую дружбу.

….И вот Юрий и Валя в последний раз приехали на берег моря. Над хмурыми волнами, с плеском набегающими на обтесанные прибоем угловатые камни, кружились белые чайки и серые пуночки. Медленно ползли сизые тучи, сливаясь с иссиня-черной у горизонта водой. А выше, рассекая небо, шли самолеты. В просветах холодных облаков, где блекло голубело небо, оставались белые полосы инверсии.

Величавым простором веяло от океана. И хмурые горы, и снег, и вода — все пахло близкой весной. Сыроватый свежий запах всегда волновал Юрия. А сейчас он ощущал в этой весенней поре особое предвестие больших перемен в своей судьбе.

Временами у горизонта посверкивали серебряными бликами волны и, словно раскатистое эхо дальней канонады, бил в скалы грохот реактивных истребителей.

Все это привычное — и гул моторов, и рокот волн, и шелест сосен — Юрию хотелось навсегда оставить в сердце. Он нагнулся и поднял серый, обточенный волнами камешек, посмотрел на него и сунул в карман куртки.

— На память…

Вале можно было этого не объяснять. Она сама успела полюбить этот величавый край, как его любит каждый, кому хоть раз доводилось побывать на Севере.

Еще несколько минут они молча стояли у самой воды, следя за набегающими волнами, которые с ревом накатывались на красновато-черные камни и с шипением отбегали назад, оставляя на сером зернистом песке белое, быстро тающее кружево пены. Потом Юрий нерешительно взял Валю за локоть.