Олег Куденко - Орбита жизни

Юрий вспоминает, что читал в газетах, как слесари порой ремонтировали котлы, а сталевары — мартеновские печи, не дожидаясь, пока те остынут. Люди часами работали в адском пекле. Выскочив наружу, окатывались водой — и снова в жаркую печь. В Люберцах был такой случай, о нем долго говорили в ремесленном. Но там люди работали в противогазах и брезентовых спецовках, там помогала вода, а он — только в тренировочном спортивном костюме. Они заняты делом, время течет незаметно, а он неподвижно сидит в кресле, и волны обжигающе сухого воздуха, от которого перехватывает дыхание, омывают его горящее нездоровым румянцем лицо.

Взгляд невольно то и дело скользит по термометру. Интересно, сколько? Синенький столбик продолжает едва заметно ползти вверх. Но вот он замер на цифре 70. Юрий смотрит на часы, кажется, прошла целая вечность с тех пор, как он находится в камере. Между тем заканчивается лишь сотая минута…

Тяжелая дурманная дремота окутывает его сознание. Но рука крепко держит поручни кресла, а полуприкрытые глаза пристально смотрят на термометр. Он где-то читал, что человек может выдержать при кратковременном нагревании температуру в 150—160°. Но ведь всему есть предел! А Юрию кажется, что нет предела этому испытанию. Он старается отвлечься. Гонит прочь мысль о нестерпимой жаре. Он думает о Севере, о холодном море, о зимней стуже, и ему кажется, что становится легче дышать.

Снова взгляд на термометр. Ртуть замерла. «Значит, не сварюсь! — с улыбкой думает Юрий, и тут же другая мысль: — Отличная банька. Все микробы, наверное, сдохли, а я вот — ничего, жив и здоров!» Сознание его опять проснулось, мозг заработал. «Приспособился!» — радостно думает Юрий. Тело его уже, кажется, ничего не весит: все из него выпарилось. Легко и в то же время трудно. Трудно шевельнуться, потому что малейшее движение причиняет страдание: горячая одежда прикасается к коже, а кожа почему-то очень чувствительна…

Юрий не знает, сколько еще ему нужно здесь сидеть. Но он, стиснув зубы, сидит и молча смотрит на термометр. Кажется, термометр не может осилить очередного деления и ртуть никак не в силах переползти через него. Так и застряла на одной цифре.

И то хорошо! Уж очень трудно тут находиться так долго.

А вообще-то здорово, что их готовят так тщательно. Ведь еще никто не знает, какие испытания выпадут в космосе на их долю. Ни врачи, ни ученые, ни инженеры этого не знают. Никто из них там еще не был.

Это испытание он непременно должен выдержать. И выдержит! Он же не первый раз здесь!

Врачи прекращают эксперимент. Юрий выходит из термокамеры. Лицо — бордово-красное. В голове — чувство жара, и только глаза его сияют. Он устало садится в кресло, обтирается и начинает обмахиваться полотенцем. Жарко! Некоторые его товарищи теряли в этом тренаже до 4 килограммов. Он тоже потерял 1380 граммов. Верно Андриян говорит: «Чертова печка».

Сладкая дурманная дремота владела всем его существом, а врачи тем временем отметили, что Гагарин выявил хорошую приспособляемость к перегреванию.

…Космонавтам приходилось заниматься динамическими упражнениями на вращающемся колесе, делать двойные упражнения на лопинге, держать равновесие на качающемся столе и выкидывать поистине цирковые кульбиты на батуте, бегать по движущейся дорожке и заниматься на центрифуге. Центрифугу они узнали еще раньше, при отборе. Но сейчас тренировки на ней велись систематически.

Юрий отлично помнил, как Джимми Коллинз, американский летчик-испытатель, описывал действие перегрузок. Только немного позже Гагарин понял, что в этих описаниях есть и некоторое преувеличение. Однако перед тренировками Юрий вновь перечитал знакомую книгу.

«Центробежная сила — огромное невидимое чудовище — вдавливала мою голову в плечи и так прижимала меня к сиденью, что мой позвоночник сгибался и я стонал под этой тяжестью. Кровь отлила от головы, в глазах темнело. Сквозь сгущающуюся дымку… я ничего не видел. Я чувствовал, как у меня сдавливают внутренности, я вновь терял зрение и сознание… Потом я снова поднялся и сделал еще два пике. Они буквально расплющили меня…

Я чувствовал себя так, как будто меня избили; мне казалось, что кто-то вынул мои глаза, поиграл ими и снова поставил на место. Я чуть не падал от усталости и чувствовал острую стреляющую боль в груди. Спина у меня болела, и вечерам из носа шла кровь… Назавтра… к моему удивлению, я чувствовал себя превосходно и подумал: «Должно быть, пикирующие полеты действуют укрепляюще».

Он научился переносить перегрузки до 9,5 «g» [1] Норма измерения веса при ускорении. Единица ускорения 9,8 м/сек 2 обознач. латинской буквой «g». .

Разумеется, после этих описаний все ребята были готовы к самому худшему и с некоторым волнением ждали испытаний ускорениями.

Правда, пилоты знали и другое. В США, например, биофизик Грей провел на себе такой эксперимент. Надев легкий водолазный костюм, он погружался в капсулу центрифуги, наполненную жидкостью. Перед этим он делал глубокий вдох кислорода и задерживал дыхание на 30 секунд. В течение этого времени он переносил ускорения в жидкой среде до 31 g, испытывая лишь небольшую боль в области живота.

Словом, нужно было пройти и через это, чтобы понять, что же такое настоящие перегрузки.

Юрий одевает летные очки, садится в кресло, пристегивается ремнями.

— Возьмите кнопки.

В правой руке — зеленая кнопка для проверки быстроты реакций. Перед ним — световое табло. Во время вращения будут вспыхивать лампочки. Когда лампочка вспыхнет, он быстро нажмет кнопку. В левой руке кнопка красная. Он нажимает на нее все время, и у врача горит огонек: чувствую себя нормально!

— Начали вращение!

Кресло набирает бешеную скорость. Оно летит по кругу. Возникают перегрузки. Все тело наливается свинцом, трудно дышать, веки деревенеют. Но он не отпустит красную кнопку, не скомандует врачам: стоп! Он должен знать весь свой «запас прочности».

Болит грудь, спина, все тело ломит. Перегрузки кажутся критическими. А Юрий работает. Он даже находит в себе силы, подмигнуть объективу кинокамеры, которая укреплена прямо против его лица… «Шалишь, стерпим! Красную кнопку «стоп» он не нажмет…»

— Десять «g» — десятикратные перегрузки, — бросает врач.

«Им не надоест. Вот мучители…» — в сердцах думает Юрий. В это время техник выключает рубильник. Перегрузки, до этого ровно давившие на грудь, сменяются еще более неприятным от неожиданности ощущением. Кажется, что ты кувырком летишь вдоль стены десятиэтажного дома, все мелькает перед глазами. Думаешь, что огромная ферма, на конце которой укреплена кабина-кресло, не выдержит и с грохотом разобьется о стену. Но это лишь иллюзия, не больше! Центрифуга медленно, еле заметно замедляет свой бег. Юрий приходит в себя, начинает яснее различать очертания привычных предметов, видит спокойные лица лаборантов, приборы за ограждением и облегченно вздыхает. Центрифуга плавно останавливается, чтобы вскоре все это началось вновь.