Аркадий Шевченко - Разрыв с Москвой

Его основная задача состояла в том, чтобы выявлять настроения и тенденции в среде влиятельных американцев, способные оказывать воздействие на позицию администрации США. Наряду с этим он должен был пропагандировать и защищать советскую точку зрения. В этом качестве он оказался несомненно полезным приобретением для Брежнева и других кремлевских руководителей. Арбатов — мастер выкачивать секретные сведения из многих людей, кого ввели в заблуждение его показные объективность и независимость, его расчетливый либерализм и мнимое влияние на советское руководство.

Имя Арбатова связано скорее не с положительным, а с негативным аспектом "разрядки” — с идеологической войной против США, пропагандой, дезинформацией, сбором сведений, интересующих КГБ. Соединенным Штатам давно следовало бы добиваться от Советов более полной взаимности. Ибо Арбатов пользуется почти неограниченным доступом к американским средствам массовой информации, а советское радио, телевидение и пресса отнюдь не предоставляют таких возможностей никому из американцев. Дипломатам США и других стран Запада, аккредитованным в Москве, нередко отказывают в разрешении выступить перед советскими людьми даже в дни американских национальных праздников, и притом с самыми невинными заявлениями.

Весной 1972 года я был вовлечен в подготовку материалов к предстоящему пленуму ЦК. Суть задания состояла в том, чтобы оправдать перед партией поворот Кремля в сторону "разрядки” отношений с Соединенными Штатами. Было решено созвать специальный пленум, который должен обеспечить поддержку этому новому внешнеполитическому курсу.

Я оказался единственным представителем МИДа в рабочей группе, которой было поручено составление проекта доклада Брежнева на пленуме. Группа состояла из работников секретариата ЦК, так как подготовка партийных пленумов была по сути дела их обязанностью. Мы собирались на даче ЦК, приблизительно в сорока пяти минутах езды от Москвы. Здесь нам была создана комфортабельная обстановка для работы. В свое время эта двухэтажная дача из белого кирпича, где мы дневали и ночевали когда-то, принадлежала богатым промышленникам братьям Морозовым, известным в предреволюционные годы своим меценатством и денежной поддержкой, которую они оказывали большевистской партии. Одним из братьев дача была подарена Горькому.

Подготовив в отведенных нам комнатах второго этажа, независимо друг от друга, отдельные фрагменты доклада, мы собирались затем внизу, в просторной гостиной, чтобы состыковать эти куски и добиться единства стиля и терминологии.

Лично моя задача сводилась к тому, чтобы доказать, что Советский Союз заинтересован в предстоящем визите Никсона, но что какие бы то ни было соглашения с США не должны знаменовать собой угасания идеологической борьбы с "импе-риализмом”, отражаться на неизменной поддержке нами "освободительных движений” или приводить к ослаблению наших усилий по достижению действительного паритета со США в области вооружений.

Я написал, что визит Никсона имеет существенное значение не только потому, что это будет первый со времен второй мировой войны американский президент, который посетит Советский Союз, но и потому, что данный визит представляет собой "выдающуюся победу” миролюбивой политики СССР. В нем, дескать, следует усматривать "убедительное доказательство могучего роста советского влияния во всем мире”.

Моя аргументация не была оригинальной. Не была она и противоречивой, хотя бы потому, что я облек ее в такие общие фразы. Большая часть этих фраз сохранилась в окончательной редакции текста брежневского доклада, зачитанного им на закрытом пленуме ЦК, и эти аргументы легли в основу шаблонной публичной защиты советского стремления к "разрядке”.

Но мне стало известно, что этот доклад не положил конец внутрисоветским спорам о политике разрядки; доклад был сам по себе, а споры — сами по себе. Брежнев получил поддержку ЦК в отношении встречи с Никсоном после чисто формального обсуждения этого вопроса на пленуме, но при этом он фактически обошел нескольких своих скептически настроенных коллег из Политбюро, оставив их при прежнем мнении и не оспаривая их. Он избежал этих споров, вынеся вопрос на пленум ЦК в расчете на то, что многие члены этого органа — периферийные партийные деятели — глубоко невежественны в вопросах внешней политики и полагаются на авторитет главы партии. Он провел обсуждение этой темы на пленуме так поверхностно, что участникам последнего просто не представилось случая заговорить о таких болезненных, специфических проблемах, как Вьетнам или торговля между Востоком и Западом.

Вопрос о том, как согласовать прием в Москве Никсона и поддержку, оказываемую нами Ханою, возник еще в ходе подготовки проекта доклада. Работники ЦК, трудившиеся на горьковской даче, убеждали меня, в частности, "усилить” абзацы, где речь шла о Юго-Восточной Азии, энергично осудив в них американский империализм. Но когда я повез законченный черновой проект в Москву и сообщил Громыко об этих домогательствах, он потребовал сохранить те мягкие формулировки, которые я счел нужным употребить.

— Мы должны отстаивать свои принципы (то есть противодействовать американской интервенции во Вьетнаме), но спокойно, без надрыва, — говорил он. — Истерики нам не нужно. Это ведь не пропагандистские тезисы для газетных писак, вечно хватающих через край.

На окончательном этапе работы над текстом сам Брежнев, внося некоторые поправки, в основном придерживался этой линии Громыко.

Никсон и Киссинджер могли не беспокоиться, как бы Советы не взяли свое приглашение обратно, оказавшись перед фактом минирования американцами основных гаваней Северного Вьетнама. Это минирование было проведено всего за две недели до намеченной даты встречи на высшем уровне. К тому времени Громыко и Брежнев уже окончательно утвердились в намерении принять президента США в Москве и надеялись сделать этот визит поворотным пунктом отношений между сверхдержавами. Они уже показали, что связывают с Вашингтоном немалые надежды, когда в апреле откликнулись на возобновление бомбардировок Северного Вьетнама лишь чисто формальным протестом. Конечно, минирование означало еще одну болезненную пощечину, но, игнорируя горечь, испытываемую вьетнамским союзником, Кремль не отказался от своего стремления поладить с Соединенными Штатами. Требование Ханоя отменить встречу с Никсоном было оставлено без внимания.

Более того, подготовка к встрече на высшем уровне только усилилась. Праздничный День победы над Германией — 9 мая — я собирался провести дома, в кругу семьи и друзей. Но уже с утра раздался телефонный звонок: я получил распоряжение немедленно явиться в министерство к Василию Кузнецову. Прибыв туда, я узнал, что американцами минирована гавань Хайфона — того порта в Северном Вьетнаме, через который шли все поставки советского вооружения.