Аркадий Шевченко - Разрыв с Москвой

Я впервые познакомился с Арбатовым, будучи еще студентом. Он и мой двоюродный брат тогда только что закончили институт и начали работать журналистами, — в этой области Арбатов проявил недюжинные способности.

Кроме того, он работал в отделе ЦК, возглавляемом Юрием Андроповым, где приобрел полезные знакомства. Мои профессиональные контакты с ним возникли, когда мы оба начали писать статьи для распространенного еженедельника "Новое время”; они возобновились после того, как Арбатов был назначен директором Института США и Канады, который сам же помогал организовывать. Он сумел набрать в штат этого института не только научных работников — специалистов по Соединенным Штатам, но и дипломатов и прочих. Сделав ловкий ход, он назначил сына Громыко, Анатолия, руководителем отдела внешней политики США. Арбатов набрал в свой институт также экспертов из числа военнослужащих и офицеров КГБ — некоторых в качестве штатных сотрудников, других — на роль внештатных консультантов.

Когда я в 1970 году вернулся в Москву, чтобы занять должность советника Громыко, Арбатов предложил мне в своем институте должность старшего научного сотрудника на полставки, — хорошо оплачиваемую, но необременительную работу. От меня требовалось только консультировать самого Арбатова и некоторых его постоянных сотрудников, в том числе и Громыко-младшего, по отдельным разрабатываемым ими темам. Как правило, министр иностранных дел неохотно разрешал своим подчиненным работать за пределами министерства; однако он охотно согласился, чтобы я поработал по совместительству в отделе Института США, руководимом его сыном.

Арбатов специализировался по "американским делам” в начале перспективного периода, и такой выбор дал ему ряд преимуществ. К ним относились регулярные поездки за границу и феерическая карьера в Академии наук и в партии. Вместе со своим институтом он вырос в значительную величину, чему способствовали его бойкое перо, острое политическое чутье и вкус к интригам. В 1970 году, в возрасте 47-ми лет, он получил звание члена-корреспондента Академии наук — весьма престижное как в социальном плане, так и для ученого мира. Спустя четыре года он сделался уже действительным членом Академии, а вслед за тем был избран членом ЦК и вошел, таким образом, в состав правящей элиты.

Мне приходилось неоднократно работать вместе с Арбатовым во временных комиссиях, образуемых для составления проектов особо важных брежневских выступлений. Любезный и покладистый с вышестоящими и с друзьями, а тем более с американцами (и вообще иностранцами), Арбатов был высокомерен и часто груб с подчиненными. Более энергичного пропагандиста советской системы трудно было бы сыскать. Но я бы лично ему не доверился. Человек интеллигентный, амбициозный, но беспринципный и неразборчивый в средствах, он точно так же ревностно служил бы любому — без малейших колебаний, лишь бы это отвечало его личным интересам.

Наибольших успехов Арбатов достиг в амплуа нашего неофициального представителя в неофициальной же Америке. Интересный и располагающий к себе собеседника, он оказался в числе тех немногих видных советских деятелей, кого охотно приглашали выступить перед общественными организациями, корпорациями, на научных семинарах, зазывали в вашингтонские салоны. Здесь он имел возможность познакомиться с настроениями влиятельных групп американской общественности и, в свою очередь, знакомить их с тем, что он подавал как точку зрения и образ мышления советского руководства. Будучи членом ЦК и, следовательно, частицей правящей элиты, Арбатов формально не занимал никакой официальной правительственной должности. Как директор академического института он мог выдавать себя за глашатая независимых суждений, по аналогии со многими академиками западного мира. Арбатов мог позволить себе высказываться более решительно, чем Добрынин, — по той простой причине, что от его высказываний официальные инстанции всегда могли откреститься.

Московское начальство позволяло и даже поощряло Арбатова не придерживаться ортодоксальной точки зрения при разъяснении Западу советской идеологии и политики. Действуя таким образом, он мог легче убедить США и вообще Запад, что его институт действительно независим, подобно американским академическим институтам и научным коллективам ("мозговым центрам”).

Фактически же арбатовский институт используется ЦК и КГБ как некий форпост, выполняющий ряд задач: сбор ценной информации, пропаганда советских воззрений, вербовка в США лиц, симпатизирующих Советскому Союзу, распространение ложных сведений. Последнее происходит особенно успешно, поскольку Советам удалось создать благоприятное мнение на Западе о статусе и деятельности этого института.

В то же время институт почти не участвует в формировании советской политики в области взаимоотношений с Соединенными Штатами. Никто из сотрудников института не получает указаний от МИДа и не имеет доступа к предложениям, которые касаются США и представляются ведомством Громыко на рассмотрение Политбюро.

Когда Советский Союз и Соединенные Штаты готовились к заключению соглашения СОЛТ, многие американцы предполагали, что в закулисных маневрах вокруг этого соглашения ключевую роль играет Арбатов. В действительности все принципиальные решения выносились Политбюро на основе рекомендаций, исходящих от Громыко, Устинова и Гречко с их штабами сотрудников.

Арбатов не был даже в курсе ряда существенно важных моментов, определявших отношение Кремля к СОЛТ. Так что он был менее влиятельным участником процесса, чем Добрынин или даже Семенов. Завеса тайны, окутывавшая эти переговоры, была необычно плотной даже для помешанных на секретности советских работников. В Москве действительно знала все детали лишь небольшая горсточка людей. Арбатов не имел доступа к телеграфным донесениям Добрынина или Семенова, — за исключением тех немногих, которые предоставлялись в его распоряжение, когда он работал над текстами брежневских речей. Мне не раз приходилось кратко информировать его о содержании сообщений Добрынина и Семенова и о предложениях Громыко по СОЛТ, вносимых на рассмотрение Политбюро.

Многие из известных статей Арбатова, посвященных СОЛТ, написаны не им: ряд таких статей фактически готовили для него мидовцы. Просто в тех случаях, когда это находили целесообразным, его формальное авторство использовалось для как бы неофициального проталкивания мнений, которые в действительности были уже официально одобрены. Я не хочу сказать, что Арбатова держали в полном неведении. Он не мог бы выполнять свою миссию, если бы не представлял себе складывающуюся ситуацию хотя бы в общем виде.