Аркадий Шевченко - Разрыв с Москвой

Как раз в период СОЛТ очень возросла роль Добрынина, осуществлявшего прямой контакт с Белым домом, поскольку Брежнев и Громыко, равно как и Никсон с Киссинджером, не доверяли способности советского бюрократического аппарата эффективно содействовать переговорам и успешно довести дело до подписания соглашения. В начале переговоров Громыко активно пытался подключить к ним военных. Он хотел быть уверен, что ему и его министерству не придется биться в одиночку как единственным сторонникам контроля вооружений. Он надеялся приучить командование советских вооруженных сил мыслить категориями ограничения вооружений, вместо того чтобы добиваться их наращивания.

— С военными сложно обсуждать эти вещи, — сказал мне Громыко. — Но чем больше они знают, чем больше встречаются с американцами, тем легче будет превратить наших военных в нечто большее, чем просто поклонников воинской дисциплины, этаких современных Скалозубов.

В те дни, когда Громыко высказывался в таком духе, он уже видел, что его попытка поставить военных во главе нашего коллектива, готовящего соглашение СОЛТ, потерпела неудачу из-за категорических возражений Гречко. Поэтому ответственным с советской стороны за реализацию СОЛТ был назначен заместитель министра иностранных дел Владимир Семенов. В качестве главного нашего делегата на переговорах он начал в ноябре 1969 года обсуждение проекта СОЛТ с американской делегацией, возглавляемой Джерардом Смитом.

Смит, со своей стороны, был недоволен тем, что некоторые принципиально важные вопросы были изъяты из ведения непосредственных партнеров по переговорам и обсуждались на уровне Добрынин — Киссинджер. Он назвал переговоры "лицемерием”. [14] Gerard Smith, Doubletalk. The Story of SALT 1. "Double­day", 1980. В этом определении содержалась доля истины. Но хотя переговоры были важными во многих отношениях, едва ли удалось бы добиться на них принципиально значимых, решающих успехов без прямого секретного обмена мнениями между руководителями обоих государств.

В состав советской делегации входило несколько офицеров, действительно знакомых с областью стратегических вооружений и, что не менее важно, находящихся в расцвете своей военной карьеры. В прошлом военные участники переговоров с советской стороны чаще всего были либо людьми недостаточно компетентными, либо готовящимися уйти в отставку. Ввод в делегацию по СОЛТ более молодых и сведущих военных специалистов означал существенный шаг вперед в деле подключения вооруженных сил к процессу контроля над вооружениями. По предложению Громыко, Политбюро обязало всех семерых делегатов ставить свои подписи на каждом донесении или рекомендации, которые советские участники переговоров направляли телеграфом в Москву. Подписи военных нужны были Громыко, чтобы смягчить оппозицию соглашению СОЛТ со стороны московской военной верхушки. Правда, телеграммы, заканчивающиеся сразу семью подписями, выглядели весьма необычно; я думаю, это был единственный случай такого рода в советской дипломатической практике.

Громыко отдавал должное новому, более инициативному поколению военных, образовавшему верхний эшелон в наших вооруженных силах в конце 60-х годов. Место военных, мнение которых определялось опытом, вынесенным из командования войсками в годы второй мировой войны, а то и в еще более давние времена (к таким военачальникам относился, в частности, маршал Матвей Захаров, начальник Генерального штаба, который, как правило, дремал за письменным столом, сидя в своем московском кабинете), заняли новые офицеры высокого ранга, среди которых были люди пытливого ума, с широким кругозором.

Выразителем этих меняющихся взглядов и более современного образа мышления можно было считать, к примеру, Огаркова, с которым я впервые встретился в 1970 году как с одним из представителей Министерства обороны в советской делегации на переговорах по СОЛТ. Он удивил меня тем, что прямо, без обиняков, ответил мне на вопрос такого рода, от которого многие из его коллег предпочли бы уклониться. Огарков был стойким, убежденным защитником принципа наращивания вооружений, но когда я спросил его, нуждаемся ли мы, по его мнению, в договоре СОЛТ, он сказал, что да, он так считает, хотя и с некоторыми оговорками.

На совещаниях нашей делегации мне иногда приходилось наблюдать, как Огарков на практике руководствуется этим своим убеждением, высказанным так лаконично и с такой прямотой. Когда обсуждение сосредоточивалось на сложных сопутствующих проблемах, он часто "выпрямлял” ход дискуссии, четко формулируя ждущие своего решения главные вопросы. Видно было, что он воспринимает СОЛТ в комплексе со сложными политическими факторами и верит, что можно достичь соглашения, которое будет обеспечивать безопасность СССР.

Для генерала Николая Алексеевича Огаркова и других военных современного склада СОЛТ представлял собой средство добиться на путях переговоров тех целей, которые, как опасалось советское руководство, не могут быть достигнуты прямым соревнованием в гонке вооружений с Соединенными Штатами: затормозить превращение технико-экономической мощи Америки в военные преимущества и таким образом получить передышку, которая позволит Советскому Союзу сократить разрыв. Владимир Семенов был опытным дипломатом, но нередко жертвовал принципами во имя цели. Он был достаточно увертлив и искусен, чтобы избежать любой опасной или критичной ситуации. Коллеги считали Семенова приспособленцем, который всегда готов изменить свою точку зрения в угоду преобладающим политическим веяниям в Москве.

Лень Семенова и его привычка подолгу отлеживаться в больницах в порядке длительного отдыха раздражали вечно деятельного Громыко. Но неоспоримые профессиональные качества Семенова заставили начальство назначить его главой советской делегации на переговорах по СОЛТ. Громыко не испытывал угрызений совести при мысли о том, что его заместителю придется "погрязнуть” в технических аспектах контроля вооружений. Дело в том, что Громыко считал эти переговоры скорее интермедией. "Самый короткий путь к достижению соглашения, — твердил он мне, — это прямой путь”. По его мнению, прямой путь пролегал через Добрынина и вел непосредственно к Киссинджеру и Никсону.

Позиция Громыко определялась тем, что на СОЛТ он смотрел лишь как на подступы к гораздо более важному политическому процессу. Его цель, — и в этом отношении его поддерживал Брежнев и дополнительно воодушевлял Добрынин, — выглядела так: добиться взаимопонимания с Соединенными Штатами по широкому кругу вопросов; контроль вооружений был главным из них, но не единственным.

Хотя Семенов играл в переговорах по СОЛТ формально существенную роль, его держали в черном теле. Москва инструктировала его с недостаточной оперативностью, круг информации, предоставляемой в его распоряжение, был ограничен. И в Хельсинках, и в Вене он был лишен значительной части той информации, которая поступала в МИД из-за рубежа.