Аркадий Шевченко - Разрыв с Москвой

Формально он как замминистра продолжал отвечать за осуществление общего контроля над рядом немаловажных областей внешней политики, включая советско-германские отношения. Поэтому он регулярно наведывался в Москву, пытаясь получить у меня и у других помощников Громыко свежую информацию по широкому кругу вопросов. Громыко нередко держал его в неведении даже в отношении прогресса, достигнутого по СОЛТ. Конечно, Семенов знал о существовании канала связи Добрынин — Киссинджер, но не сразу, а иногда и вовсе с большим запозданием, узнавал о том, что обсуждалось или согласовывалось по этому "прямому каналу”.

Киссинджер, у которого были свои причины подобным же образом третировать американскую делегацию на переговорах, отмечает два случая, когда эта двойная система допустила сбой. В обоих случаях — один из них относится к маю 1971 года, другой — к апрелю 1972, Киссинджер, по его словам, не исключал возможности того, что действия Семенова представляли "попытку столкнуть между собой наши две линии”, [15] Kissinger, White House Years, p.817, 1155. по которым параллельно велись переговоры.

На самом деле таких намерений у Семенова не было. В мае Советы отказались на время от своей обструкционистской тактики, надеясь, что кампании против средств защиты от баллистических ракет, прокатывающиеся по Соединенным Штатам, заставят Белый дом согласиться на ограничение только систем противоракетного оружия. Добрынин в принципе согласился объединить обсуждение вопроса об оборонительном и наступательном вооружении. А Семенов, обедая в частном порядке с Джерардом Смитом, предложил обсудить вопрос о замораживании имеющегося количества межконтинентальных баллистических ракет только после того, как будет заключено соглашение насчет систем противоракетной обороны. Это была старая советская позиция, уже отвергнутая Киссинджером. Но это не значит, что Семенов пытался отступиться от того шага вперед, который был сделан в ходе тайных переговоров Киссинджер-Добрынин: просто Семенов, за неимением иного, действовал сообразно уже устаревшим указаниям, полученным из Москвы.

Другой инцидент произошел в столице Финляндии. Семенов дал понять, что Москва "пересматривает” свою позицию по последнему из основных вопросов СОЛТ — вопросу о предельно допустимом количестве баллистических ракет наземного и подводного базирования. Между тем по этому вопросу только что было достигнуто соглашение на встрече Киссинджера с Брежневым, ради которой Киссинджер тайно прилетал в Москву. Хотя Семенов ограничился лишь намеком, Никсон с Киссинджером, по-видимому, усмотрели в его словах попытку подорвать уверенность президента США в том, что соглашение уже считают в самих советских верхах окончательно достигнутым. Но дело было в другом. Семенов просто еще не успел получить свежих указаний из Москвы и вынужден был руководствоваться "не окончательными” и неточными сведениями, полученными им в МИДе от одного из собственных информаторов.

Изменение советской позиции по вопросу о ракетах, запускаемых с подводных лодок, конечно же, способствовало достижению соглашения. В этом вопросе Громыко одержал главную победу над маршалом Гречко, который упорно сопротивлялся до самого конца. Я несколько раз был свидетелем ожесточенных дебатов по этому вопросу на заседаниях Военно-промышленной комиссии (ВПК), где решающую роль играл Дмитрий Устинов, в то время секретарь ЦК. Когда Громыко, зная, что ему обеспечена поддержка Брежнева, спорил с Гречко, Устинов всячески пытался склонить последнего к уступкам, и тот еще больше выходил из себя.

К этому времени наша мидовская рабочая группа закончила составление проектов других документов, подготавливаемых к встрече на высшем уровне. В их числе была Декларация об основных принципах взаимоотношений между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки. Брежнев и Громыко придавали ей большое значение. Американцы же, по-видимому, не сразу осознали, насколько советская сторона заинтересована в подписании этого документа. Киссинджер, похоже, был озадачен, услышав от Брежнева, что эта декларация даже более важна, чем планируемое соглашение по СОЛТ.

Американцам декларация представлялась всего лишь набором общих фраз, сдобренным пропагандистской риторикой. Но советская сторона рассчитывала ублажить ею тех членов кремлевского руководства, которые высказывали сомнения в уместности московской встречи на высшем уровне, в частности, потому, что эта встреча проходила как раз после возобновления американцами бомбежек Ханоя и вообще территории Северного Вьетнама.

Положения декларации о том, что американо-советские отношения должны строиться "на основе мирного сосуществования” и базироваться на принципах "суверенности, равенства, невмешательства во внутренние дела и взаимной выгоды”, для советского руководства означали многое. Они выражали радикальное изменение позиции Вашингтона по отношению к СССР. Декларация означала юридическое признание Соединенными Штатами ленинской формулы мирного сосуществования — немалый триумф советской внешней политики.

Самым воодушевляющим для советских было признание Соединенными Штатами принципа равенства. Эти слова звучали музыкой для ушей советского руководства, на протяжении многих лет страдавшего комплексом неполноценности по отношению к США. Даже если бы единственным плодом встречи на высшем уровне оказалась эта декларация, Москва была бы уже вполне счастлива.

В отличие от декларации, сформулированной без особых тонкостей, лишь бы задобрить наиболее недоверчивые элементы в Политбюро, совместное советско-американское коммюнике представляло собой документ, над которым пришлось тщательно поработать. Коммюнике затрагивало ряд конкретных проблем, по которым позиции США и СССР резко расходились. Когда проекты "Основных принципов взаимоотношений” и совместного коммюнике были розданы членам и кандидатам в члены Политбюро, Пономарев сделал попытку внести в них некоторые коррективы. Его пожелания передал мне по телефону его помощник Вадим Загладин.

— Так не пойдет, Аркадий, — в голосе, мурлыкающем в трубке, явно сквозили нотки угрозы. — Текст совместного коммюнике недостаточно подчеркивает нашу поддержку национально-освободительных движений в развивающихся странах. Тексту не хватает идеологической выдержанности. Зарубежные (коммунистические) партии не поймут, почему мы подписали с американцами такой выхолощенный документ.

Я отлично понимал, что беспокоит Загладила. Громыко приказал нам подготовить такой проект, где стандартная риторика насчет империалистического Запада и обязательности идеологической борьбы в современном мире была бы совсем приглушена. "Не стоит размахивать перед быком красной тряпкой”, — так звучало распоряжение Громыко.