Кирилл Фролов - Святые и пророки Белой Руси

К тому же, как сегодня установлено, он знал Вольтера, которого цитировал, видел «египетские мумии».

Т.е. он должен был быть во Франции, Египте, Петербурге после египетского похода Наполеона, что из биографии А. Худорбы не следует.

Поэтому А.Худорба никак не мог написать это произведение. Как и его потомки, которые не оставили после себя ничего выдающегося из печатных произведений. Но то, что они принимали участие в его переписывании, — это очень может быть. С большой степенью вероятности можно допустить, что именно эта комановская «История русов» Худорбы была подброшена, а затем «найдена» в усадьбе А. Безбородько в с. Гриневе, всего в 20 км от с. Понуровки.

Критики и исследователи «Истории русов» отмечали широкий европейский взгляд автора на свободу человека. А это было совсем не характерно для вчерашней казачьей верхушки, которая только, только дорвалась до дворянству и держала в крепостной зависимости своих бывших казаков и крестьян.

На это обратил внимание и М. Драгоманов: «Если автор не любил московских порядков, то в целом не как узкий украинский националист, а как защитник прав человека (ср. речь, что он вкладывает в уста Павла Полуботка перед Петром I на с. 229–230) и выразитель новейшей европейской культуры — и заметно, что его отображение московских порядков опережает именно те, которые высказывали великорусские же либералы и «западники» [164] М.Драгоманов. В защиту неизвестного покойника автора «Истории Руссов»//Порядок. 1881. № 128. . Это вступает в противоречие с тем, что Пушкин заметил у автора «сердце дворянина».

Но сочетание риторики о свободе с крепостническим сердцем было присуще в то время только польской шляхте. Под свободой народа поляки понимали свободу сарматской шляхты, но не своих «хлопов».

И многие французские прогрессивные писатели, обманутые риторикой польской шляхты, после посещения Польши, быстро убеждались в непреодолимой пропасти между свободолюбивой риторикой псевдодемократических шляхтичей и их отношением к своим крестьянам.

Также и последующее развитие украинофильства в украинство не обнаруживает в себе ни следов вольтерианства, ни следов его развития после появления «Истории русов». Оно твердо держалось реакционных форм устройства общества и было пропитано крепостничеством и русофобией.

Поэтому «опередить» русских либералов в риторике могли только польские шовинисты-эмигранты, которые традиционно имели связи с Парижем, познакомились там с идеями просветителей, но понимали свободу как свободу шляхты-сарматов по отношению к власти, а своей риторикой ввели в заблуждение большую часть западных и русских демократов. Также были и русские дворяне, которые заводили переписку с французскими просветителями. Но они не имели отношения к проблемам Южной Руси.

О знакомстве автора с европейской политической культурой свидетельствуют упоминания слов «революция» (это могло произойти после Французской революции 1789–1794 гг.) и «патриот» (с. 122). «Подъ охраненіе національнаго присяжнаго архиваріуса, которыя со многими вторыми національными документами… или правительства и по навѢтамъ антипатріотовъ народныхъ» (стр.123).

Также автор не чужд и славянофильству. А это могло произойти после публикаций чешских «будителей» в частности Яна Коллара, родоначальника панславизма в поэзии, который ввел термин «славянская взаимность» в историческую лексику в начале 1820-х гг. в поэме «Дочь Славы». На понятия «нация» и «патриот» Коллар перенес высокие гуманистические принципы, включив тем самым славянскую национальную проблематику в область философской и социологической мысли. «Дочь Славы» представляется как историко-филологический трактат о славянстве в его настоящем, прошедшем и будущем и как наиболее яркое выражение идеи славянской взаимности. Поэма сделалась как бы евангелием всеславянства. Впечатление, произведенное ее появлением в печати на современников, было чрезвычайное. Это видно по той массе стихотворений, явившихся в подражание «Дочери Славы».

Также автор упоминает египетские мумии, как что-то общеизвестное и привычное для него: «видъ изсохшій и близкій къ Египетскимъ муміямъ»(стр. 228).

Веским доказательством написания ее поляками, стало открытие в Киеве И.Я. Дзиры в 2007 г. Оказывается, в России во времена Наполеона, появилась французская история Малороссии редкого издания на французском языке. Это были «Анналы Малороссии, или История запорожских и украинских казаков» Ж.-Б. Шерера, которые были напечатаны в Париже в 1788 г. [Annales de la Petite-Russie; ou histoire des cosaques-saporogues et des cosaques de PUkraine, ou de la Petite-Russie. Par Jean-Benoit Scherer. Paris, 1788.]

Как установил И.Я. Дзира, «те отрывки из “Истории русов”, которые приводились некоторыми учеными как доказательство авторства Григория Полетики, на самом деле были взяты автором “Истории русов” из книги Шерера».

Об этих заимствованиях пишет и А.Шевчук: «Во-первых: автор, безусловно, использовал “Краткую летопись”, изданную В. Рубаном и дополненнуб А. Безбородько, эти заимствования многочисленны, и их заметили иследователи».

Но, как видим, А.Шевчук, как и предыдущие иследователи ошибался, когда считал, что автор «Истории русов» пользовался «Краткой описью», изданной В. Рубаном в России.

И.Я. Дзира установил, что «список “Летописец о Малой России или сокращенная история о козацких гетманах и о всем случившемся и примечания достойном в Украине”, составленный в 1813 г. и хранящийся в Институте рукописей НБУ им. В.И. Вернадского, не является списком “Краткой описи Малой России” В.Г. Рубана и А.Безбородько 1777 года, а есть дословным перевод II тома “Анналов” Шерера 1788 года.

Об опосредствованном влиянии компиляций 30 -80-х гг. XVIII ст. на «Историю русов» свидетельствует использование неизвестным автором “Анналов Малой России” Ж.-Б.Шерера (последний во II томе своей книги напечатал один из списков “Короткого описания Малой России” Рубана).

Кроме непосредственных текстуальных заимствований, на страницы «Истории русов» попали идеи французского просвещения предреволюционной поры». [165] Дзира І.Я. Козацькі літописи 30-80-х рр. XVІІІ століття як історичне джерело та пам’ятки української історіографії. Автореферат на здобуття наукового ступеня доктора історичних наук. Київ — 2007. (Шерер, Жан-Бенуа. Літопис Малоросії, або исторія козаків-запорожців та козаків України, або Малоросії: Пер. з фр. В. В. Коптілов — К.: Укр. письменник, 1994).

Таким образом, из этого следует, что автор часто бывал в Париже во времена Наполеона, пользовался не книгами, изданными в России, а французскими источниками. Это напрочь перечеркивает участие в авторстве кого-либо из среды так называемых «автономистов». В этой среде, тем более среди таких талантливых, как автор, такие произведения распространялись еще до их опубликования. Об этом свидетельствует и сама история появления «Истории русов», которая с 1828 года и до ее издания начала распространяться в рукописном виде. Тем более, что именно эти «казачки» и были авторами подобных произведений.