Алексей Каплер - Долги наши

— Господа! — в отчаянии кричит капитан. — Ради бога, отойдите от борта! Господа… пароход потопите!

Раздается взрыв. На набережной разорвался первый снаряд. Второй сразу же вслед за ним взрывается в море. На пристани поднимается паника. Толпа мечется.

Пароход начинает отваливать. За поднимающиеся сходни цепляются сотни рук.

Послышалась винтовочная стрельба. Пьяный офицер продолжает мирно спать.

Лежат на камнях пирса трупы людей и лошадей.

Пароход отходит все дальше, и все меньше становятся фигурки мечущихся в порту людей.

Рядом с генералом у поручней стоит молодой бородатый казак. Он с тоской смотрит на удаляющуюся пристань, на последний русский город, из которого его увозят.

Генерал держит на руках уснувшего наконец сына.

Сурово сдвинув мохнатые брови, генерал тоже глядит на оставленный берег.

Г о л о с С о ф ь и. …Вероятно, это мне теперь, на расстоянии, кажется, что я тогда уже понимала невозвратимость разлуки с родиной… Но нет, скорее всего я просто чувствовала общую тревогу, настроение отца…

Еще один снаряд взрывается между пароходом и берегом.

Отвернувшись от дочери, генерал незаметно смахивает слезу. Девочка стоит рядом с ним, провожая взглядом оставленный берег.

— Ну, так как же, может быть, все-таки ответите?

Софья по-прежнему сидит в кресле у стола. Поднята голова. Руки по-прежнему сложены на коленях.

— Ужасно скучно, — говорит следователь. — Все было. Нет ничего такого, чего бы уже не было. И молчание было. Если бы вы знали, сколько их тут у нас было — молчащих… Ну, о чем вы думаете, о чем?..

Следователь продолжает говорить, но мы больше не слышим его.

Г о л о с С о ф ь и (шепчет). О чем?.. Я думаю о том, как мне повезло в жизни. Как много я встретила прекрасных людей, как много узнала!.. Могла ведь прожить глупой эмигрантской девчонкой, попрыгала бы на балах, выскочила бы замуж, нарожала детей, и это было бы моей жизнью, единственной моей жизнью…

В кабинет входят два важных гестаповских чина. Следователь вскакивает, что-то им говорит, рапортуя. Чины выслушивают его, с интересом разглядывают Софью. Усаживаются.

Один из них обращается к Софье:

— Следователь жалуется на вас. Почему вы молчите? Почему не хотите нам помочь?

Г о л о с С о ф ь и. …Самое странное, что у них есть жены, сестры, дети, и вот такой человек для них самое дорогое в мире существо.

Снова нам становится слышным голос гестаповца:

Г е с т а п о в е ц. …Ну, скажите, объясните — что вам эти лягушатники? Зачем вам было рисковать жизнью ради них, ради их французских дел?..

Г о л о с С о ф ь и. …Пусть говорит, пусть они говорят, а я буду думать о своем…

Г е с т а п о в е ц. …Ну, хорошо, предположим, что вы пошли к ним ради русского патриотизма, скажем, вы рассуждали так: я буду бороться с Германией тут вместе с французами, и это будет моим участием в защите России. Но, позвольте, какой России? Какое отношение вы имеется к Советской России? Вы дочь изгнанника, дочь непримиримого врага Советской власти, дочь главы военного союза русских эмигрантов. Что вам та Россия?.. Ну, что она вам?..

Голос гестаповца затухает, вытесняется музыкой.

Замелькали на экране обрывки воспоминаний Софьи. То это на одно только мгновение вспыхнувший образ, то логично развивающееся событие…

Класс лицея… улочка Парижа… православная церковь… карусель на площади… кулуары университета.

И всюду Софья — то маленькая, то взрослая, то задумчивая, то веселая, то читающая книгу, то прыгающая через скакалку, то чинно слушающая церковную службу, держась за руку отца…

Никакой хронологической последовательности: все вперемешку, как то и бывает в наших воспоминаниях. То Соня взрослая девушка, то длинноногая девчонка, гоняющая по двору мальчишек, то барышня, окруженная поклонниками.

И все время воспоминания перемежаются танцами. Меняется обстановка — то чинный бал, то ресторан, то поплавок на лазурном берегу, то богемский подвальчик, то карнавал в Ницце. И танцующие волшебным образом меняются, и Соня танцует вальс то с одним, то с другим, то смеясь, откидываясь назад, то прильнув к партнеру. То это танго, то фокстрот, то буйный «дикарский» танец в кабачке…

Но вот на этом фоне начали звучать отрывочные слова, фразы… Радостному, беззаботному голосу Сони отвечает то голос отца, то голос подруги, то Сергея, а иногда вдруг мелькнет и синхронно сам говорящий.

— …Отстань, Сережа, я не хочу об этом думать…

— …Но нельзя же быть такой легкомысленной…

— …пожалуйте отвечать урок, мадемуазель Софи…

— …ты заметила, как он на тебя смотрел?..

— …Ляля, это ты взял мое колечко?..

— …он сказал: какие у Софи глаза…

— …а я ему говорю…

— …ты должна забыть, Софья, что когда-то была русской, слышишь, навсегда…

— …никогда в жизни не выйду замуж, какая это все гадость — мужчины…

— …как к тебе идет этот цвет…

— …давайте споем хором…

— …я люблю тебя, дорогая, не понимаю жизни без тебя.

— …как тут весело, на карнавале… Я хотела бы, чтобы всегда, каждый день было так…

— …нет, я не ревную вас, Софи, потому что не имею на это права…

— …ах, как здесь чудесно…

— …но нельзя же быть такой легкомысленной…

— …какой ты скучный, Сережа. Я не хочу об этом думать…

— …ты эгоистка.

— …да, да, да. Эгоистка. И ничем другим не хочу быть и не буду притворяться.

— …позвольте вас познакомить, господа — наш новый секретарь…

— …я хочу танцевать, танцевать…

— …да, налейте, пожалуйста…

— …не могу представить — ты будешь служащей? Смешно.

— …мадемуазель Софи, какие вы знаете неправильные глаголы с окончанием на «ir»?..

— …ты можешь не отвечать, но знай, я всегда буду рядом, всю жизнь буду любить тебя…

— …но ты говоришь, что у меня столько недостатков…

— …что делать, я особенно люблю твои недостатки…

— …ваш брат, мадемуазель, в полиции, и, если вы желаете выручить его…

— …папочка, дорогой мой…

— …говорю тебе отстань, отстань, Сережа, не хочу я об этом думать… Политика меня совершенно не интересует…

— …когда-нибудь тебе будет стыдно вспоминать… Как это может не трогать тебя!..

Тишина.

По коридору больницы плывет белоснежное облако. Чуть шуршат в тишине подкрахмаленные халаты ассистентов, ассистенток, ординаторов и рядовых хирургов. В центре — профессор Баньоль.

Соня в таком же белоснежном халатике, держа раскрытый блокнот и автоматическую ручку, идет рядом с профессором, чуточку только отстав от него, — вся внимание, готовая записать каждое указание шефа.

Однако же блокнот и ручка лишь символы — Соня ничего не записывает и только вслушивается в то, что говорит профессор.

Медсестры почтительно встречают приближение своего бога. Профессор входит в палату, за ним втягивается все облачко.