Игорь Гарин - Непризнанные гении

У него было несколько реальных шансов выбиться из нищеты, но полное отсутствие деловой хватки превращало подарки судьбы в кладбище надежд. Даже став в 1845 году владельцем «Бродвей джорнел», он претерпел полный финансовый крах… Как поэт и писатель он, бесспорно, превосходил самых знаменитых соотечественников — Лонгфелло, Готорна, Эмерсона, Брайэнта, Ирвинга, — но слава была у них, а не у него.

Он испытывал приблизительно такие же чувства к более удачливым собратьям по перу, которые столетие спустя будут переживать Франц Кафка и Роберт Музиль: смесь зависти с ясным пониманием собственного литературного превосходства. Знакомый библиотекарь Эдгара По Сандерс позже писал: «Он твердил о заговоре среди американских писателей, желавших принизить его гений… но считал, что потомки их рассудят. Будущие поколения сумеют отделить золото от песка, и тогда «Ворон» воссияет надо всем и вся, как алмаз чистейшей воды».

Эдгару По довелось испытать много клеветы со стороны собратьев по перу, он даже выиграл несколько судебных процессов, но, по словам К. Бальмонта, литературные зверушки — самая злокачественная раса из живущих на земле и, всегда ужаленные собственною бесталанностью, они умеют жалить других, талантом не обиженных, — заставлять страдать уже одним своим противным прикосновением. Даже после смерти поэта один недоброжелатель умудрился неисповедимыми путями поместить в посмертном издании произведений Эдгара По отвратительный памфлет на него под видом биографии, что дало Шарлю Бодлеру основание язвительно заявить: «Смотрите, в Америке собакам дозволено гадить на кладбищах».

Между 1838-м и 1844 годом Эдгар По создал такие шедевры, как «Молчание», «Заколдованный замок», «Падение дома Ашеров», «Человек толпы», «Маска Красной смерти», «Сердце-изобличитель», получил премию за рассказ «Золотой жук», впервые опубликованный в филадельфийской газете «Доллар ньюспейпер».

В апреле 1844 года По с семьей переехал в Нью-Йорк. Здесь был написан знаменитый «Ворон», напечатанный в «Ивнинг миррор» (январь 1845) и ставший акме По. Эта поэма, за которую автор получил 10 долларов гонорара (!), позже войдет в число высших шедевров мировой поэзии и принесет всемирную славу американской литературе.

Даже на пике известности ему приходилось ходить в поношенных штиблетах и потертом сюртуке. Гениальные произведения, целые поэмы По не давали ему возможности купить даже пару башмаков… Мы знаем, что все это время Эдгар страдал хандрой, ипохондрией, признавался в постоянной угнетенности духа, глубоком душевным переутомлении, нуждался в утешении.

В 1842 году его жизнь, едва наладившись, покатилась под уклон. С этих пор поведение По нельзя назвать образом жизни нормального человека: иррациональные поступки, внезапные исчезновения, бредовые состояния, беспамятство, усиливающаяся мания преследования, строительство «воздушных замков». Смертельный недуг Вирджинии по времени совпал со стремительным душевным падением самого Эдгара.

Эдгар По всю жизнь лелеял план создать собственный журнал, в котором мог сам распоряжаться своим творчеством. Несколько раз эта идея казалась близкой к воплощению, но всякий раз судьба препятствовала этому начинанию.

1845 год, когда По редактировал журнал «Бродвей джорнэл» и издал сборник «Ворон и другие стихотворения», многое изменил в его жизни. Казалось, что тогда перед ним раскрылись все двери, он вдруг стал интересен, но… у поэта была разбита душа: он достиг того, чего хотел, но оно больше не нужно ему. Отсюда раздражительность его «Литераторов Нью-Йорка» [84] «The Literati of New York» печатались в виде серии статей в мае-ноябре 1846 г. в журнале «Гоудис лейдис бук». , эпатажность, нарастающая усталость и та тревожность духа, при которой творчество становится обузой. К тому же едва появился жизненный просвет, его немедленно заполнила неизлечимая в те годы болезнь молодой жены.

Многих героинь По наделил чертами жены — именно отсюда их хрупкость и ранняя смерть. Но и герои По — это ипостаси их автора: неврастеники, ипохондрики, фантазеры, мистики, жертвы многочисленных страхов. Болезненная и инфантильная Вирджиния стала прообразом «Лигейи», «Элеоноры», «Эулалии», «Береники»:

«Береника была мне двоюродной сестрой, и мы росли вместе в имении моего отца. Но как мало походили мы друг на друга! Я — слабый здоровьем, всегда погруженный в мрачные думы. Она — проворная и грациозная, переполняемая жизненными силами… О, эта великолепная и такая фантастическая красота! О, прелестная сильфида арнгеймских кущ!.. Но потом — потом всё окутал таинственный и ужасный мрак, и лучше бы вовек не рассказывать этой повести. Недуг, роковой недуг, точно знойный вихрь пустыни, пронизал все ее естество; прямо на моих глазах в уме ее, привычках и нраве происходили глубочайшие перемены, и действие их было столь утонченным и страшным, что нарушало самую гармонию ее души…»

В «Философии творчества» Э. По утверждал, что «смерть прекрасной женщины, вне всякого сомнения, является наиболее поэтическим предметом на свете». Женские образы в поэзии и прозе По носят идеальный, надчувственный характер, они духовны, бесплотны и всем им присущ оттенок болезненной экзальтации. Они слишком прекрасны и чисты, чтобы жить. В них реализована трагическая идея Эдгара По о несовместимости идеальной красоты и грубой реальности.

Вирджиния была больна туберкулезом в течение пяти лет — с 1842 по 1847 год. Она угасала на глазах. Чтобы хоть как-то поддержать ее, в мае 1846-го (по июнь 1849) семья переселилась «на природу» — в предместье близ Нью-Йорка. Эдгар и Вирджиния безумно любили друг друга, но и в этом судьба была неумолимой: ее смерть 30 января 1847 года стала для него не просто бесконечным отчаянием, но формой смерти при жизни.

Здесь уместно остановиться на личностных качествах Эдгара По — не художника, а человека. Я еще вернусь к любвеобильности поэта, а здесь ограничусь характеристикой, данной ему одной из его пассий Мэри Девро:

«Мистер По пересек улицу и подошел к крыльцу Ньюмeнов. При его приближении я отвернулась, потому что была еще очень молода и застенчива. Он сказал: “Здравствуйте, мисс Ньюмeн”». Она представила его мне, и тут ее зачем-то позвали в дом. По тотчас перепрыгнул через балюстраду и присел рядом со мной. Он сказал, что у меня самые прекрасные волосы, какие ему когда-либо приходилось видеть, — именно о таких всегда грезили поэты. С той поры он стал приходить ко мне каждый вечер; так продолжалось около года, и за все это время, вплоть до нашей последней ссоры, он, насколько я знаю, не выпил ни капли вина… Как он был ласков!.. Любовь его была полна страсти… Сблизившись с мистером По, я оказалась в довольно большом отчуждении. Многие из моих подруг боялись его и перестали со мной видеться. Я чаще встречалась тогда с его друзьями. Он презирал невежественных людей и терпеть не мог пустой светской болтовни.