Ричард Холл - Всё летит к чертям. Автобиография. Part 2 [litres]

– На этой сцене играли Фредди Меркьюри и Эксл Роуз [186] Эксл Роуз – известный американский музыкант и вокалист, лидер группы Guns N’ Roses. ! – сказал я Дэну, своему директору по освещению.

– Людей у них было побольше, – сухо заметил тот.

В полночь Sandy подошел ко мне и сказал:

– Мо, нам пора ехать.

На следующий вечер мы должны были выступать на танцевальном фестивале под Манчестером. Водитель автобуса планировал ехать ночью, чтобы избежать пробок.

– Эй, – сказал я друзьям и знакомым из фирмы звукозаписи, – поехали с нами в Манчестер!

Они колебались, пока кто-то из моей команды не крикнул: «Соглашайтесь, у нас есть наркотики!»

В результате в автобус вслед за группой и техниками ввалились семеро мужчин и пять женщин. Гэри, наш немногословный водитель-немец, оторвал взгляд от журнала, закатил глаза и завел мотор. Мы выкатились из гаража и выехали на автостраду, ведущую в Манчестер. Я включил альбом Physical Graffiti группы Led Zeppelin.

Я посмотрел на свое обнаженное тело. На ногах и животе у меня было дерьмо.

Перед началом веселья я посмотрел на свой «BlackBerry» и увидел электронное письмо от тети Джейн. Под ним подписались мой отчим Ричард и тетя Энн. Письмо было коротким: «Привет, Мобс, надеюсь, что у тебя все в порядке».

Я отправил растерянный ответ: «Да, в порядке, а что случилось?»

Когда мы выехали на автостраду, на экране смартфона возникло сообщение о том, что пришло послание от тети. Но я уже пил водку, слушал Led Zeppelin и флиртовал с женщинами. Поэтому не стал открывать почту. Мы извели несколько пакетов наркоты, и в три часа ночи я поднялся наверх с бутылкой водки и двумя сотрудницами звукозаписывающей компании. Мы прошли в комнату наверху, и я поставил альбом Felt Mountain британского дуэта Goldfrapp.

– О, нет, только не это! – воскликнула одна из женщин.

– Тебе не нравится Goldfrapp? – с удивлением cпросил я. Мой пьяный язык заплетался на твердых согласных в названии дуэта.

– Я люблю их, но мы недавно выпускали этот альбом, и он ужасно надоел, – пояснила она.

Вместо Goldfrapp я поставил диск группы Massive Attack.

Я говорил себе: даже если количество моих зрителей уменьшится, а мои пластинки станут продаваться все хуже и хуже, все равно у меня будут моменты счастья – пока я имею то, что есть у любой рок-звезды: секс, наркотики, двухэтажные гастрольные автобусы, дорогие номера в гостиницах. Возможно, мне не удастся возродить свою угасающую карьеру. Но деньги, которые я заработал, всегда обеспечат меня наркотиками и спиртным. И всегда кто-то будет тусоваться со мной. И я смогу притворяться, что 2000 год еще не кончился.

Через какое-то время за окнами автобуса над зелеными полями со стадами английских коров взошло солнце. И тогда я отключился.

Я проснулся один. Автобус стоял на парковке отеля «Lowry» в Манчестере. Женщины ушли, было холодно, и я чувствовал себя так, словно уже умер. На полу валялись пустые бутылки из-под водки и использованные презервативы. И чем-то ужасно пахло.

Я посмотрел на свое обнаженное тело. На ногах и животе у меня было дерьмо. Либо я занимался анальным сексом, которого не помнил, либо кто-то – может быть, я, а может быть, одна из женщин – обделался прямо на диване. Воняло, как в открытом канализационном коллекторе, и меня чуть не вывернуло.

Я натянул одежду, хотя мои ноги и живот были покрыты высыхающим дерьмом. Мне нужно было как можно быстрее добраться до гостиничного номера, чтобы привести себя в порядок и проблеваться. Я выбрался из автобуса, вбежал в отель, остановился у стойки регистрации и попросил ключ от забронированного для меня номера. Ясноглазая секретарша протянула его мне и сказала:

– Увидимся вечером на фестивале!

Я попытался улыбнуться, но еще более убедительно ощутил себя трупом.

На третий этаж пришлось подниматься по лестнице: не хотелось, чтобы кто-то в лифте понял, что от меня несет дерьмом. Оказавшись в своем номере, я побежал в уборную, где меня вырвало в унитаз так сильно, что был забрызган пол. Опорожнив желудок, я достал из холодильника две бутылки воды и бутылку грейпфрутового сока. И выпил их под душем, оттирая дерьмо с ног и волос на животе.

Я отмывался десять минут и чувствовал себя так, будто меня отравили. В принципе, так оно и было. Выйдя из душа, я снова почувствовал запах дерьма. Ох, одежда! Я хотел сжечь ее или выбросить в окно. Но вместо этого взял пластиковый пакет для прачечной, сгреб загаженные вещи и бросил их в мусорное ведро.

Я взял «BlackBerry» и, сидя голым на полу ванной, отправил Sandy электронное письмо: «Слишком сильное похмелье, отмени все интервью на сегодня. И еще: мне нужна новая одежда. Можешь привезти мне джинсы и футболку из «Gap»?»

Просматривая в почтовом ящике папку «Входящие», я обнаружил вчерашнее письмо от тети Джейн. Она написала: «Ох, Мобс, мы думали, ты помнишь. Сегодня десятая годовщина смерти твоей мамы. Мы надеемся, что ты в порядке».

Весь первый семестр в университете я был занят поисками девушки. Но они были безуспешными. Я учился вместе с 25 тысячами студентов, и среди них умных и красивых девушек было очень и очень много. Но либо я их не интересовал, либо слишком стеснялся заговорить с ними. Мне оставалось внимательно изучать работы Канта и Бертрана Расселла. А вне занятий тусоваться с несколькими панками, которых нашел в кампусе.

Среди них была невзрачная, но умненькая девушка Бетани. Она жила в южном Коннектикуте и в конце семестра пригласила меня на ужин, который ее родители – преподаватели колледжа – устраивали по поводу наступления рождественских каникул. Большую часть гостей составляли их коллеги, но Бетани разрешили пригласить двоих друзей. Ее выбор пал на меня и школьную подругу Дженни.

Мы уселись за большим обеденным столом, пили красное вино, ели пасту и салат из шпината.

– Моби, – обратился ко мне один из гостей, преподаватель Манхэттенского колледжа, – ты ведь поступил в университет Коннектикута? Прошел первый семестр – удалось определиться со специализацией?

– Я хочу изучать философию, – скромно ответил я.

Тот беззлобно рассмеялся.

– Хочешь разбогатеть? – насмешливо спросил отец Бетани.

– Ты знаешь, что нет направления бесполезнее, чем философия? – включился в беседу преподаватель Нью-Йоркского университета, озабоченно глядя на меня.

– Я могу писать книги и преподавать, – смущенно сказал я. Они хором рассмеялись и в унисон воскликнули:

– О, нет!

Напротив меня сидела Дженни. Она была красивой блондинкой с мягкими чертами лица и ямочками на румяных щеках. Я улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ, и мое сердце пропустило удар. После ужина, осмелев от красного вина, я спросил, не хочет ли она завтра вечером сходить в кино. Она согласилась – мне показалось, с удовольствием.