Георгий Санников - Без протокола: невыдуманные истории рассказывают дипломат Александр Богомолов и разведчик Георгий Санников

Вскоре посол пришел в своей рабочий кабинет, где я стал невольным свидетелем того, как наш советник-эксперт, правая рука Абрасимова на переговорах Юлий Квицинский помогал послу заучивать немецкую поговорку «Ende gut — alles gut!», которую следует понимать в русском переводе, как «Все хорошо, что хорошо кончается» или «Конец — делу венец».

У посла по-немецки это получалось с трудом. С присущей ему настойчивостью он преодолел это препятствие. В сопровождении членов нашей делегации Хрусталёва и Санникова Петр Андреевич вышел из здания. На лужайке перед входом толпа журналистов. Все ждут, что скажет наш посол. Беспрерывные вспышки фотоаппаратов. Работают кино- и телекамеры. К послу, стоявшему на ступенях, протянулись десятки рук с микрофонами. Выдержав паузу, посол медленно, но громко и отчетливо, чеканя каждое слово, произносит ставшую знаменитой, только что заученную им немецкую поговорку, которая уже в ближайшие часы стала достоянием мировой прессы и всех радио- и телекомпаний. Интересна была реакция западных журналистов, услышавших слова посла первыми. Шумная, веселая и одобрительная…

На вилле министра на первом этаже до появления Громыко посла встретили помощник министра Макаров Василий Георгиевич, Токовинин Аврелий Андреевич — завсектором в Третьем европейском отделе МИД, ответственный за Западный Берлин, и сотрудник этого сектора Коптельцев Валентин Алексеевич. Все трое настоятельно требовали от Петра Андреевича показать им отправленную ранее со мной записку министра, которую посол так и «не смог найти» ни у себя в рабочей папке, ни в карманах одежды. Так он эту записку и не вернул. Вскоре посол поднялся наверх к министру для доклада.

Должен сказать, что с тяжелой и сложной политической задачей по организации и проведению четырехсторонних переговоров по Западному Берлину посол Абрасимов, к удивлению многих наших дипломатов-германистов, справился блестяще. Его острую реакцию, умение вести сложную политическую беседу, находить выходы из запутанных ситуаций признавали не только мы, карьерные дипломаты со специальным образованием и подготовкой, но и наши противники. Правда, следует сказать, что и помощники у него были достаточно сильными. Вот так, выполняя роль «спецкурьера», я невольно стал участником и свидетелем этого примечательного, поистине знаменательного, если не сказать эпохального, события международной жизни — четырехсторонних переговоров по Западному Берлину.

Завершался последний раунд переговоров. Ему предшествовала целая серия рабочих контактов и встреч между советниками и помощниками послов и самими послами. Основное внимание уделялось встречам с американским послом Рашем. Казалось, все обговорено и согласовано. Наконец-то достигнута окончательная договоренность по самому сложному стержневому политическому вопросу: Западный Берлин не является составной частью ФРГ и не будет управляться ею и впредь. Все было согласовано и с Москвой. Однако наш мудрый министр знает, что делать. Он решил подстраховаться, как я думаю, во избежание мало ли каких возможных осложнений. Поэтому он буквально на два дня появился в Берлине. Инкогнито. О его приезде знал самый узкий круг сотрудников посольства и только первые лица в Республике. Ни единой строчки в прессе. В резиденции министров в Панкове (район Берлина) за день до начала встреч «четверки» было проведено совещание с участием всего нескольких человек. Договорились, что в случае возникновения любой нештатной ситуации ему нарочным из Западного Берлина будет немедленно доставлена информация. Роль нарочного была отведена мне.

Как и следовало ожидать, наши западные коллеги, выступая единым фронтом, в самый последний момент, уже поздно вечером попытались внести некоторые изменения в упомянутую выше формулировку, ссылаясь на якобы не совсем аутентичный перевод с русского. Вновь вспыхнула полемика. Наконец наши советники, хорошо владеющие и английским языком, и специалист-переводчик достигли взаимоприемлемого варианта. Существо вопроса не менялось, но как на это среагирует наш министр, в совершенстве владеющий английским?

Быстро собираюсь. В папке ценнейший груз. Ведь речь идет о переводе на английский самой спорной и основной политической части четырехстороннего соглашения. Спешу к машине. Со мной один из наших коллег. На всякий случай. Я и раньше неоднократно срочно выезжал с переговоров в посольство за различными документами и справочным материалом. Подобные поездки, похожие на внезапные «исчезновения», совершали иногда и мои западные коллеги. Поэтому мой отъезд не вызвал удивления у стоящих у въезда в здание бывшей резиденции Союзного Контрольного совета. Мчусь по почти опустевшим улицам Западного Берлина. В «нашем» Берлине в это время улицы еще более свободны от общественного и личного автотранспорта.

В резиденции министра меня встречает первый помощник — Василий Георгиевич Макаров. Личность в МИД примечательная. От него многое зависит. Возьмет и не пустит к министру. Или перенесет встречу на другое время. Но не в моем случае. У него команда от самого Андрея Андреевича — принимать в любое время суток безотлагательно. Даже глубокой ночью — будить! Внешне Макаров выглядит довольно пожилым. Всегда молчалив, замкнут. На нем в любое время года темный костюм-тройка с выделяющейся на жилете короткой золотой цепочкой от карманных часов. Когда кто-либо входит с ним в контакт по вопросу «захода» в кабинет министра, он демонстративно извлекает из жилетного карманчика свои знаменитые часы и внимательно смотрит на время. Среди оперативно-дипломатического состава министерства, даже руководящего звена из числа «старослуживых», его ласково называют «Василий Темный» [91].

Василий Георгиевич узнает меня. Смотрит на свои «карманные», качает головой, устало вздыхает, молча показывает на стоящее в углу кресло.

— Подождите.

Я стоя жду появления министра. Он выходит через несколько минут. В очках. И… в пижаме. Но и в пижаме, мягких домашних туфлях он был также величествен и строг, как и в своем обычном для окружающих деловом костюме, всегда безукоризненно сидящем на нем, в слегка приношенных черных ботинках, темных носках и в галстуке неброских, приглушенных тонов. И все же картина была необычной! Вид министра в пижаме наполняет меня гордостью от значимости происходящего. Я — пусть и маленький — участник исторического события. Сегодня ночью будет достигнута окончательная договоренность о подписании в ближайшие дни четырехстороннего соглашения. Я почему-то вспоминаю «пижамное совещание» в Рапалло [92].