Георгий Санников - Без протокола: невыдуманные истории рассказывают дипломат Александр Богомолов и разведчик Георгий Санников

Он отсидел в этом «стакане» год. И только потом был переведен на дипломатическую работу. Но тут-то и начались его первые трудности на дипломатическом поприще. Именно тогда Жаров попал под начало Богомолова. Юра закончил МГИМО с красным дипломом и был уверен в себе, полагая, что его первые шаги будут только удачными. Не тут-то было. Когда его первые записи беседы с кем-то из немцев легли на стол пресс-атташе Богомолова, Юра пришел в ужас. Саша так издевательски правил изложенное начинающим дипломатом, что тому стало просто не по себе. Жаров жаловался жене Гале, что он никогда не овладеет искусством дипломата, умением фиксировать на бумаге все то, что могло бы представить интерес для Москвы. Он был уверен, что Саша сознательно издевается над ним. Галя как могла успокаивала мужа, а тот все более утверждался в мысли, что пора возвращаться в Москву и менять профессию. Галя, как всегда и во всем, поддерживала мужа, но просила только одно — не торопиться. Но удивительное дело, почти все правленные Богомоловым записи бесед все больше приобретали значимость, а некоторые достигали самого министра А.А. Громыко. При этом Юре было точно известно, что об «издевательствах» над ним Богомолова никто не знает, включая высокое начальство. Только спустя полгода Богомолов сам сказал, впервые похвалив Жарова: «Я специально перекраивал так документ, чтобы придать ему логичную и нужную форму». А спустя еще пару месяцев Жарову стало ясно, что этот «курс молодого бойца» для начинающего дипломата он освоил именно благодаря Богомолову. Только теперь он овладел нелегким искусством правильно и доходчиво излагать полученную информацию на бумаге.

Спустя годы, сам будучи руководителем разных коллективов, Жаров всегда с благодарностью вспоминал своего первого учителя и наставника, легендарного среди дипломатов-германистов Александра Богомолова.

Берлин. Заснеженный вечер перед Рождеством. Тихо. Город почти замер. Лихорадочный темп рождественских покупок затихает. Через несколько часов божественная благодать опустится на затихшие дома, в окнах которых уже давно горят рождественские лампочки-свечи. Красиво. Мы не отмечаем Рождество, но нам очень нравится этот праздник. Он по-особенному торжествен. Жаль, что у нас в Москве не принято радоваться этому Божьему величию. Мне кажется, именно в эти дни очищается человеческая душа. Подобные ощущения возникают, наверное, почти у каждого человека, христианина или неверующего, кто в эти дни очутился в том регионе планеты, где именно Рождество — главное и самое торжественное событие в жизни христианского мира. Эти чувства возникают и усиливаются еще и под воздействием всех видов массовой информации, особенно телевидения. Задолго до Рождества этому событию уделяется особое внимание. У людей возникает праздничное настроение. Все что-то покупают, тщательно и с любовью выбирают подарки, особенно детям. Почта в предрождественские дни не справляется с работой. Все поздравляют друг друга, стремятся сделать близким приятное. По мере приближения к Рождеству все теле- и радиопрограммы заполнены рождественской тематикой…

Скоро наступит Рождественская ночь…

Мы с женой медленно движемся вдоль Тресковаллее в сторону посольства Китайской Народной Республики. Это параллельно той части Карлсхорста, где расположен ряд советских учреждений и жилые дома советского посольства и торгпредства…

На улице редкие прохожие. Недалеко от китайского посольства промтоварный магазин с большим отделом детских вещей и игрушек. Рядом со входом огромная ярко освещенная витрина, за чистым и прозрачным стеклом которой в разных позах застыли диковинные игрушки. Игрушечный рай притягивает не только детей, но и взрослых. Мы направляемся к давно известной нам витрине. Две детские спинки в курточках-анораках. Вязаные яркие зимние шапки-колпачки. Дети столбиками застыли у яркого от электрического света стекла. Совсем рядом от рассматривающих витрину детей стоит тепло одетый в плотную зимнюю шинель и русского покроя шапку-ушанку немецкий полицейский. Наверное, здесь его рождественский пост, а может быть, он из охраны у китайского посольства, находящегося недалеко от магазина. Скоро магазин закроется. Подходим ближе. Уже четко видно раскрасневшееся от легкого мороза лицо полицейского. Он смотрит в сторону о чем-то живо разговаривающих детей. Останавливаемся за маленькими детскими спинками. Наверное, им не больше пяти или шести лет. Это здешние, берлинские детки. Они щебечут что-то веселое на берлинском диалекте. Но что это? Почему на лице полицейского четко выраженное удивление, граничащее с нескрываемым изумлением? Чем так поразили его веселящиеся ребятишки? Хлопает магазинная дверь и сразу же раздается непонятный гортанный звук женского голоса. Мы поворачиваем головы. К витрине спешит молодая китаянка. Дети бросаются к ней. Это ее дети! Китайские ребятишки! Полицейский при исполнении. Он делает серьезное и невозмутимое лицо и медленно направляется в сторону китайского посольства. Теперь не слышно веселого щебетания на берлинском диалекте, дети по-китайски разговаривают с женщиной. Через несколько минут они входят в здание посольства.

Я не удержался и подошел к полицейскому. Действительно, он нес охрану посольства. Молодой парень, берлинец. Он сказал, что даже представить себе не мог, чтобы китайские дети так говорили по-немецки да еще виртуозно владели берлинским диалектом. Я запомнил слова полицейского: «Если бы я не видел их лица, никогда бы не поверил, что разговаривают китайские дети. Я сам берлинец и по слуху их воспринимал как маленьких берлинцев».

Позже я выяснил, что все сотрудники китайского посольства отдают своих детей в детские учреждения демократического Берлина с трех-четырех лет.

Начало 60-х. Посол Первухин поручил мне сопровождать в поездках по Берлину своего старого друга, приехавшего из Москвы в качестве гостя посла. Им оказался высокий пожилой человек (назовем его Стариком, так как фамилию его я не запомнил) с добрым улыбчивым лицом и на удивление пытливым и острым взглядом. В руках — палочка, на которую он опирался, припадая на одну ногу. Когда он садился в машину, тут же пояснил — протез. Больше он ничего о себе не рассказывал. Как выяснилось после его отъезда (рассказывал сам посол Первухин), они дружны еще со времен Гражданской войны. Он был намного старше Михаила Георгиевича. Оба — старые члены партии. В 1941 году друг посла работал комендантом здания ЦК ВКП(б) (кстати, тогда весь аппарат ЦК — от технических работников до генерального — составлял 1800 человек, то есть намного меньше аппарата ЦК КПСС), и история, случившаяся с этим симпатичнейшим стариком, имеет прямое отношение к его работе…