Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 2

Оглядываюсь на свою прожитую жизнь и остаюсь довольной ей. Я всегда старалась быть на переднем крае борьбы, никогда не пряталась за чужую спину в середине, все свои силы отдавала борьбе со всем, что мешало идти вперёд. Пусть это и звучит, может и громко, но это так.

В памяти встаёт и глубоко личное. И почему-то сейчас К.П. и В.Г. встают почти рядом. К.П. согревал теплом своей дружбы со мной самые тяжёлые годы жизни во время войны. Это он смягчал мою душу, помог раскрыться ей навстречу музыке, полюбить балет.

В.Г. был для меня больше. Он стал моим существом, моей душой, моей жизнью. Потеря веры в него чуть не стоил мне жизни. Сейчас уже и его нет в моей душе и в моей жизни.

Ушёл К.П., я не жалею об этом, ушла Ава, как будто часть души моей унесла с собой, ушёл В.Г…. и о нём осталось только воспоминание, порой горькое и тяжелое, порой светлое и радостное.

Я знаю, что больше никто не займёт в моей жизни такое место, какое занимали они. К.П. — это молодость, Ава — это дружба, В.Г. — любовь. И всё это было глубоко и сильно. И я радуюсь, что вся жизнь во всей её полноте, человеческая жизнь не прошла мимо меня.

И все-таки чувство, будто я рождаюсь заново, не покидает меня. Нет, не воспоминаниями я пока живу и не прошлым, а настоящим и будущим.

Право, такое чувство, как будто я вывёртываюсь из пелёнок. Нет уже рабской покорности судьбе, зависимости от чего-то.

Я свободна, свободна душой. Я сама и только сама буду определять ход своей жизни.

Удивительно, как всё враз совпадает в моей жизни. Свой первый урок в школе я дала в день своего рождения. 25 лет работы совпало с 50-ю годами жизни. В один и тот же год ушли от меня Ава и В.Г… Это был самый тяжёлый удар в моей жизни. Тем более, что совпал он с переходом на пенсию, со временем решения вопроса работать дальше или не работать в школе.

Работать дальше — значит получать уйму денег, но не испытывать никакого морального удовлетворения, чувствовать себя всё время не на месте; уйти из школы — жить на пенсию только и искать себе дело по душе, заниматься тем, чем хочу, в чём испытываю моральное удовлетворение.

Теперь уже всё решено, всё определилось, хотя я ещё работаю в школе (как доработать до конца года!), и мне стало легче.

Неприятно и стыдно мне только за то унижение, на которое пошла, чтобы сохранить себе жизнь и то, что имела.

Сейчас удивляюсь просто, как я не могла справиться со всем сама!

После того, как миражом оказалось и «обязательно», В.Г. окончательно (по крайней мере я сейчас так думаю) ушёл из моей жизни. Ни ненависти, ни того большого чувства, какое питала к нему всю жизнь, я в душе своей уже не нахожу.

Какая большая поддержка мне: «Это была ошибка. Виновник — я, повод — полная дезинформация…». С этого я, наверное, и к жизни вернулась.

Вспоминается недавний разговор с Петром.

Я делюсь с ним своими планами:

— Из школы я уйду. Ты видишь, какое для меня мучение браться за подготовку к урокам, как плохо я себя чувствую, когда прихожу из школы.

Тень набегает на его лицо. Я понимаю его. Он хотел бы, чтобы я осталась в школе, вела бы немного часов и с пенсией получала бы приличную сумму денег, занималась бы больше хозяйством, вязала бы носки и варежки, чинила бы дырки и пришивала пуговицы (как будто сами они не могут сейчас сделать это!), но об этом я ничего не говорю и продолжаю дальше:

— Вот выйду на пенсию, год или меньше, как захочу, я отдохну, а потом попрошусь работать в редакцию. Ты ведь не будешь возражать, если я год поживу отдельно от тебя?

— Конечно, нет.

Он хорошо понимает, что бесполезно мне возражать. Да и привык доверяться мне.

— Год поработаю, — продолжаю я с воодушевлением, — и посмотрю, будет из меня что получаться или нет. Если будет получаться, перейду работать в центральную газету. Ты понимаешь, как будет хорошо. Я буду постоянно ездить, узнавать новых людей и писать, писать….

Ты ведь поедешь со мной в город?

Он видит, как я вся загораюсь, и вот его:

— Поеду. Ты думаешь, уж больно корова мне нужна?

— А дом? — подхватываю я, — его надо ремонтировать будет. Сколько денег уйдет. Ну, его совсем.

— Правильно, — соглашается он. Мой Петр, он пойдет на всё, чтобы остаться со мной, потому что без такой вот меня он не сможет жить. Ну, что ж. если он не будет пить, не будет стеснять моей свободы, он будет со мной. Будет стремиться к чему-то своему, я предоставлю ему свободу. Хороший он человек, моё творенье, только слишком беден душой.

Вот сейчас, когда стало, будто проясняться будущее, я больше думаю об общечеловеческих делах.

В школе мы будем вынуждены ввести дифференциальное обучение.

Создать такие условия обучения, когда можно будет из части поколения, более способный к мыслительной деятельности, взять всё, что она может дать.

Мы пока тратим огромное количество времени на слабых учащихся, оставляя в стороне сильных, не давая им того, что можно было бы дать.

Если бы мы имели возможность больше времени уделять этим сильным учащимся, сколько бы мы смогли подготовить людей, способных двигать производство вперёд быстрыми темпами!

Слабый ученик просто не в силах усвоить то, что может усвоить сильный ученик.

Нужна программа — минимум для слабых и программа — максимум для сильных. Может быть, нужна своя программа и для средних.

Вот тогда и силы учителя будут тратиться более рационально, и мыслительная способность поколения будет использоваться рационально.

Я твёрдо была уверена, что недалек тот день, когда в нашей стране и партия, и правительство встанут перед необходимостью повести решительную борьбу с пьянством. Сейчас это время наступило.

Вспоминается недавний разговор с Павлом К.: «А знаете, вас часто вспоминает и спрашивает о том, как вы живёте Коля К.» — сказал он мне. До сих пор вспоминает! Удивительно.

Да, я знаю, Коля любит меня. Но я была тоже не на ту ноту настроена. Он понимал это. Я уважала в нём это чувство ко мне, доброжелательно и если бы знала, что это сделает его жизнь богаче, стала бы для него другом. Но он любил не столько человека во мне, сколько девушку. И как девушка, я ему была нужна, хотя он боялся даже подойти ко мне, видел, что я к нему не питаю никаких чувств.

Сейчас представляю себе, с каким, наверное, пренебрежением читал В.Г. моё письмо. «Этого ещё не хватало, чтобы я, руководитель, писал какой-то А.Н., - наверное, сказал он себе. И волна стыда за себя, что позволила к кому-то обратиться с просьбой и что мне отказали в этой просьбе, как током пронизывает меня.

Я даже денег за всю свою жизнь не занимала, боюсь, что мне могут отказать, а тут…. Эх, ты, Ан. Ник… Ну зачем тебе надо было это делать? Не вызывалось же это необходимостью сохранить себе жизнь, как в первый раз. Хотела, чтобы радость с тобой опять шагала в жизни? Это, голубушка, не для тебя.