Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 2

Ну, вот опять слёзы…. Это же медициной мне противопоказано.

Не буду больше.

17-го марта у В.Г. день рождения. С каким бы удовольствием я поздравила его раньше! А сейчас не буду. Нет у меня пока в душе доброго чувства к нему. Одна горечь и боль. Почему ты не захотел, чтобы было к тебе это доброе чувство? Почему тебе надо стало, чтобы неприязнь рождалась к тебе? Откуда взялся в твоёй душе лед, нет, не лед, лед можно растопить, появилось черствость, бездушие, невнимание даже к близким тебе людям? Кто поселил их в твоей душе? Что убивает в тебе самое хорошее, твою тактичность, чуткость, внимательность, доброту?

Сколько поздравлений получила К.А. ко дню 8го марта! Писали все: и родные и жившие когда-то у нее на квартире. И только от тебя ничего не было. Как же ты забыл, что всем, что у тебя есть, ты обязан ей, твоей матери, прежде всего. Даже по отношению к ней ты стал нечутким, невнимательным.

Кто же и что губит твою душу?

Бесполезно спрашивать, бесполезно ждать ответа.

Нет, я, наверное, когда-нибудь прямо спрошу тебя об этом, спрошу не для того, чтобы ответил ты мне, нет, чтобы ответил сам себе, снова постарался бы быть добрым сыном, хорошим человеком, лучшим из лучших, спрошу, потому что не могу быть равнодушной к тебе, как ни стараюсь, не могу.

Давно уже не было мне так тяжело, как сегодня. Словно тяжелый камень обрушился на меня, размозжил голову, придавил к земле. Вот он стал для меня каким, твой день рождения! Представляла себе, как бы ты небрежно прочёл и порвал сразу моё поздравление, пошли я его тебе. И волна стыда за себя, что просила, молила протянуть мне руку дружбы, а ты с пренебрежением отвернулся от меня…. Нет, тогда не для меня ты шагнул ко мне со своих высот, ты просто за себя испугался, за своё благополучие и спокойствие. Вот какие мысли ты рождаешь сейчас в моем сознании! Но ведь душа же ломается от них. Как же ты не понял этого! Да тебе-то, какое дело до этого…. Сколько обидных для тебя слов наговорила бы я сегодня тебе в твой день рождения и страдаю оттого, что не теплые слова привета и поздравления посылаю тебе, а горькие слова упрёка, хотя и останется всё это только здесь, в этой тетради. Никогда не поднимется у меня душа кому-то сказать о тебе обидное слово, недоброе слово, язык не поднимется.

Недоброе чувство родилось бы у меня и ко К.А. и Г.Ф., не знай бы я, что и К.А. глубоко переживает твоё невнимание к ней. Это меня родит с ней.

Ох, как тяжело на душе! Где уж тут думать о какой-то работе и общественных делах.

Вчера звонили из редакции, спрашивали, почему я ничего не пишу. Сказала, что болею. Я и действительно болею, не телом, а душой болею. Сказала, что вот поправлюсь немного, и снова буду писать.

Конечно, буду!

Интересные люди, эти Бёрдовы. Не слыхала ни разу, чтобы они хорошо отзывались о человеке — труженике, о простом человеке. Для них самое главное, чтобы человек был с образованием и высокий пост занимал. Вот Г.Ф… В памяти его нет ни одного честнейшего, добросовестнейшего простого солдата, простого труженика — создателя материальных благ, людей, трудом которых живут эти люди высоких постов. Они и нас терпят постольку, поскольку им нужна чья-то помощь. Не будь бы этого, они бы постарались и меня, и Петю отодвинуть от себя, особенно Петра, как не имеющего высокого образования, не занимающего высокого поста, хоть он и Ударник коммунистического труда.

Я, конечно, ничего этого не говорю Пете, боже упаси! Радуюсь, что он хорошо относится к ним, родителям В.Г.

Да, мы действительно сохранили пока буржуазный подход к оценке труда. И до сих пор труд человека оценивается не по количеству и качеству его, не по его значимости в производстве материальных благ, а по положению человека в управленческой лестнице, по возможности повелевать. «Я имею больше возможностей повелевать, значит, я и получаю больше», — так рассуждал буржуа, такие рассуждения сохраняются и поныне.

Говорят, что труд руководителя тяжелее, напряженнее. Почему же тогда руководитель цепко держится за руководящий пост? Почему снятие с руководящего поста и возвращение в сферу производства расценивается как катастрофа для руководителя. А ведь коммунизм будет начинаться там, где будет исчезать это деление людей на руководителей и создателей, материальных благ, где переход из одной сферы деятельности в другую будет рассматриваться обычное дело.

Наибольшую оценку труда должны получать изобретатели — труженики, рационализаторы — труженики, все те, кто своим активным отношением к труду совершенствует производство, двигает его вперед, постоянно повышает производительность труда.

Это будет, это должно быть. И высокий пост будут занимать не руководители, а Герои социалистического труда, создатели материальных благ, именно их имена будут присваивать улицам, посёлка, городам, им будут воздвигаться памятники после их смерти.

Начинаю понемногу опять успокаиваться. Вероятно, проходит период хандры.

Встретились замечательные слова Спинозы:

«Обдумывая человеческие поступки, я всегда начинал не с того, чтобы смеяться, скорбеть или порицать, а, прежде всего, с того, чтобы их понять. После этого мне становилось ясным, как к ним относятся».

Чем порождается поступок, вред или польза от него обществу — главные вопросы, которые надо решать, сталкиваясь с тем или иным поступком.

И ещё мысль: всемерно должен поощряться бесплатный труд на пользу общества, потому что он свидетельствует о самых высоких формах человеческого сознания, о коммунистическом сознании.

Снова хочется спать. В голове лениво, как лини в илу, шевелятся мысли. А надо опять проверять тетради: конец четверти, провела контрольные работы. До конца года осталось два месяца. Как переждать?

Передают песни Всесоюзного конкурса песни. Льётся чья-то тихая, плавная, задушевная песня в исполнении двух голосов, мужского и женского, которые чудесно дополняя друг друга, качают на волнах мелодии, заставляют уноситься от всех забот и волнении в мир блаженства и наслаждения и мечтать, мечтать…. О чем? О счастье, которое вдруг оказалось миражом, о прекрасном дворце, который вдруг развалился, о ясном солнце, которое вдруг потухло. Нет, нет, лучше спать. А тетради? Надо проверять. Вот наказание!

Суббота. Во и наступили каникулы. Завтра отправлюсь на целую неделю в поездку к сыну, брату, в библиотеку. Хочется дочитать Солоухина «Письма из Русского музея».

Какая-то пустота в душе, и не могу ничем её заполнить, не могу, как ни стараюсь, не могу.

Холодный ветер гуляет в этой пустоте и негде согреться от него душе….

Тяжело…. Даже писать об этом тяжело?