Игорь Рабинер - Герои не нашего времени. Харламов, Тарасов, Яшин, Бесков в рассказах родных, друзей и учеников

Мы же в фильме говорим о каких-то базовых этических нормах — для детей, например. Не вижу ничего плохого, что речь идет о том, чтобы этот фильм показывали в школах. Не предавайте учителей, не творите подлостей, не пишите доносов — какие-то основные ценности там выделены правильно.

«Легенду № 17» никто не заказывал. Студия сама решила делать этот проект. Такие фильмы рождаются только из мощнейших амбиций. Амбиций людей, которые хотят сделать свое кино — о том, что их действительно волнует. Для большой аудитории, а не для того, чтобы угодить заказчику… »

…Валерий Харламов тоже всю жизнь делал «свое кино». И тоже — «для большой аудитории, а не для того, чтобы угодить заказчику».

Для всей страны. Для всего мира.

Его нет уже без малого сорок лет, но о нем создают фильм, на который ходят миллионы людей. О Харламове продолжают спорить, по-разному трактовать тот или иной эпизод, обвинять или оправдывать того же Тихонова, которого тоже с нами уже нет…

Интересно, было бы все это, если бы Валерий Борисович не покинул этот мир так рано?

А может, это случилось ровно в тот момент, когда Харламов, не попав на Кубок Канады, со всей четкостью осознал, что главное свое предназначение в жизни уже выполнил?

Стоп, но разве вы не слышали слова сестры и Фетисова о том, как он мечтал об Испании, как стремился всю жизнь в страну, которая так поразила его сердце в детстве, — но его туда не пускали?

Я пытаюсь представить себе подтянутого, загорелого 72-летнего жителя Бильбао Харламова. Со смаком пропускающего во дворике своего дома стаканчик сангрии под хамончик и с веселыми искорками в глазах сочно рассказывающего заезжим журналистам о том, как забивал голы Драйдену, конкурировал с Эспозито, изнемогал от нагрузок Тарасова и не мог достучаться до ледяного Тихонова.

И почему-то мне кажется, что где-то в другом мире так и происходит…

В 1978 году судьба занесла Анатолия Тарасова в Торонто, и он впервые оказался в Зале хоккейной славы. Членом которого уже четыре года как являлся, но об этом… не знал.

Да, такова была сверхзакрытая жизнь в СССР, что ни хоккейные, ни другие руководители не сочли нужным сообщить опальному тренеру-титану о торжественной церемонии. При том что Тарасов стал первым представителем Советского Союза в Зале славы! Судья Юрий Карандин, находившийся там вместе с Анатолием Владимировичем, вспоминал о дикой смеси счастья и растерянности, которая отразилась на выразительном тарасовском лице в момент сообщения…

В реальность этой истории в XXI веке поверить можно с трудом. Но это было — 40 с небольшим лет назад. Тарасову, которого в Северной Америке называют отцом советского хоккея, тогда было всего 60. Казалось, еще тренировать и тренировать. Но он уже шесть лет как не работал — и в большой хоккей не вернулся, ограничиваясь организацией детского турнира «Золотая шайба»…

Его дочь, великий тренер по фигурному катанию Татьяна Тарасова, говорила мне об отце:

«Таких людей единицы, и рождаются они раз не в десять, а в сто лет. Например, Сергей Королев. Он весь мир держал на одной кнопке. И папа весь мир держал на одной кнопке, только другой. Мама так нас воспитывала, чтобы мы это с ранних лет понимали. И даже когда папу сняли, с ним советовались. Он же опередил время на 50 лет.

Мы дома при нем ходили на цыпочках. Никто не орал, никто не плакал, никто не лез к нему в это время на руки, на закорки. Потому что папа занимался государственным делом. Мы это чувствовали и знали. Нам говорила об этом мама, хотя сам папа — никогда. Когда он был дома — всегда работал. Он все время писал, писал, писал. А мы не могли потревожить его тишину».

Но насколько же больше пользы могло быть для игры от этой тарасовской работы, если бы он остался практиком хотя бы лет еще на десять, а то и на пятнадцать. Внеся колоссальный вклад в развитие не только советского, но и мирового хоккея — иначе о приеме в Зал славы не было бы речи, — Тарасов ушел из профессии в 54 года. Вернее, его ушли. Сколько же он не доделал!

« Это был запрет на профессию , — говорит Татьяна Тарасова. — Он больше никогда не работал тренером. Это вообще не укладывается в голове. Мы с мамой и сестрой так его жалели…

Твари. Они убивали его. Кто? Руководители партии и правительства. Будь они прокляты. За то, что папу от Суперсерии-72 отключили. Это был смысл его жизни. Они уже вмешались в спорт — и гуляли там, рассказывали, кому тренировать и как. Они считали себя звездами. А года и века не по ним меряются ».

О том, сколько Тарасов не смог доделать, я думал, сидя в зимнем доме у не менее великого, только канадского тренера Скотти Боумэна в очаровательном городке Сарасота во Флориде, на берегу Мексиканского залива. И разговаривая с ним о Тарасове.

Многим известно: Боумэн, доработавший в НХЛ почти до 70 (сравните с Тарасовым) и в последнем сезоне выигравший Кубок Стэнли, называет себя тарасовским учеником. И, более того, даже в 1990-е на тренировки «Детройта» выходил в перчатках патриарха советского хоккея. Ларионов присылал мне достаточно свежее фото Скотти в этих же крагах, то есть было ясно: они и сейчас с канадским мэтром. Не поднять эту тему в разговоре было невозможно. А заодно спросить, не могу ли я увидеть и пощупать тарасовские перчатки.

« Нет, они у меня дома в Баффало , — покачал головой Боумэн. — А Тарасова действительно считаю одним из своих учителей ».

Почему? Разные страны, политические системы, модели взаимоотношений между тренерами и игроками. Наконец, железный занавес в СССР, не позволявший советским гражданам без опаски разговаривать с иностранцами. Что и как тут можно было почерпнуть?!

« Необходимость постоянного творчества в тренировочном процессе. Неистощимой выдумки. Русские приезжали в Канаду и тренировались перед разными выставочными матчами и турнирами. И мне трудно было поверить в то, что я видел. Никто ни на секунду не останавливался. Даже три или четыре вратаря бегали в углы площадки. Фантастика! Тренировки — это был его конек, и вряд ли кто-то в этом Тарасова превзошел. Он был первым тренером, который вертикально расположил защитников. Один играл позади другого ».

Да, был у Анатолия Владимировича такой эксперимент, вспомнил я из прочитанного. Назывался — система.

« И нападающие менялись местами, — продолжил Боумэн. — Многие его концепции, как мне кажется, брались из европейского футбола. И хоккея с мячом — он ведь играл в него, верно? Это сказалось и на его тренерских взглядах. Никто не стоял на своих местах. Все перемещались и открывались. Даже когда существовала красная линия, против русских всегда было сложно играть, словно ты все время целился в движущиеся мишени ».