Игорь Рабинер - Герои не нашего времени. Харламов, Тарасов, Яшин, Бесков в рассказах родных, друзей и учеников

Мы всегда в ЧШ были одеты — чисто шерстяное. Хоть зимой, хоть летом. Жили без излишеств. Но у нас все было. Я ему все время старалась что-то привезти. Он говорил: «Дочка, ну зачем ты деньги тратишь? Хотя… очень удобно». У него был пиджак, пальто счастливое — короткое такое. Он его на все матчи надевал, как я — шубу. И рубашки белые. А обычно-то — в тренировочном.

Один раз привез четыре чемодана. Мы с Галей — вообще в отпаде. Думаем — вот сейчас нарядимся с ног до головы! Тем более что у нас были серьезные планы на выходные. Открываем. А там — белые грибы. Набрал в Финляндии. Четыре чемодана. Грибы надо варить. Двое суток, не разгибаясь. Чистили, варили, мариновали, солили, закручивали…

Мы могли молчать и знать, о чем каждый думает. В этом смысле у нас была очень счастливая семья. Когда у него уже была больная нога и мы, мама и две дочери, были с ним на даче вчетвером, он говорил: «Какое счастье, что у меня родились девчонки, и жизнь так сложилась, что никто никуда не разбежался. Я, — говорил, — обожаю слушать ваше щебетание». Мы готовили винегрет, и нам было так хорошо! И когда вырос Леша (внук Тарасова . — Прим. И.Р. ) , он любил с ним разговаривать.

У меня был спектакль «Спящая красавица», я его поставила в Великобритании, и мы катали его там в театрах. Для этого спектакля сделали потрясающие огромные кресла, но так вышло, что они оказались слишком тяжелыми и громоздкими для спектакля. Забрала такое кресло к себе на дачу — оно до сих пор там стоит. Папе было очень удобно на нем сидеть. Все в деревне шли, видели его и говорили: «Если Тарас в кресле сидит — значит, в нашей стране все нормально».

Читать папа любил. Любимый писатель — Чехов. А в последние годы Галя подкладывала ему разоблачительную литературу про советский период. Он метался, кричал: «Антисоветчица!» Встать не мог, костылем нас ударить. А Галька подкладывала ».

Если от большинства игроков, выступавших у Виктора Тихонова, я не чувствую уважения к этому, бесспорно, великому тренеру, то к Тарасову оно — есть. Потому что, судя по их словам, даже в самых жестких его поступках и словах в подавляющем большинстве случаев была справедливость. А давно и точно замечено, что главное для спортсменов в тренере — не добрый он или злой, не диктатор он или демократ, а справедлив он или нет. Оцените, например, такой пассаж Михайлова:

« Володька подкашливал. Тарасов сделал ему замечание, а Петров приблизительно так ответил: «Вылечите сначала коммуниста Тарасова, а потом уже меня». Вовка ершистый был, на все свое мнение! Точно знаю — Тарасову советовали выгнать Петрова. Тот отвечал: «Как же я его выгоню, если он играет? Перестанет играть — выгоню! »

Выгонит Петрова уже Тихонов…

Бывало и великодушие. Если Тихонов, как только чувствовал, что ветеран сдает, менял его на уже готового (тут нельзя не отдать должное его прозорливости и системе подготовки) молодого, то Тарасову были свойственны и сочувствие, и желание продлить век ветеранов.

Опять же рассказ Михайлова:

« Харламова от нас с Петровым забрали только через два года в интересах команды — потому что Витя Полупанов закончил. И Анатолий Владимирович говорит: «Валерку я от вас забираю, потому что надо помочь Рагулину и Фирсову, продлить их спортивную жизнь ».

Это, на мой взгляд, важнейшая фраза для понимания нутра Тарасова. При всей его безжалостности.

Потому-то, когда прошу Михайлова сравнить Тарасова и Тихонова, с каждым из которых ему довелось работать, он отвечает лаконично, но с четкой расстановкой акцентов: «Есть великий тренер Тарасов, а есть выдающийся тренер Тихонов» .

И, может, поэтому же замечательный футболист и тренер Владимир Федотов, сын и зять выдающихся мастеров — Григория Федотова и Константина Бескова, игравший за ЦСКА в 1975 году под началом… Тарасова (да-да, был у Анатолия Владимировича уже после ухода из хоккейного клуба и такой сезон), однажды так ответил на мой вопрос во время неудачной серии своего «Спартака», не стоило ли посадить игроков на несколько дней на сборы:

« Невозможно жить прежней жизнью. Игроки взвыли бы, озлобились, а работать лучше не начали! Уверяю: и Тарасов, и Бесков сегодня работали бы в иной манере, чем когда-то, у них было великолепное чутье. Нет, мы не будем возвращаться к сталинскому режиму. Футбол — часть нашей жизни. Изменились и он, и она ».

Но во многих вещах Тарасов опередил время. И касается это не только сугубо хоккейной, но и медийной составляющей. В этом тоже его сравнение с Тихоновым оказывается не в пользу последнего.

Если Тарасов блистательно умел общаться с прессой (причем как с советской, так и зарубежной), изрядно подсобив созданию легенды о себе как отце советского хоккея, то Виктор Васильевич был человеком совсем иных предпочтений. Очень интересно об этом рассказывает Алексей Касатонов:

« Тихонов с прессой всегда был настороже, из-за этого журналисты в большинстве своем его не любили. Связано это было с тем, что с момента прихода в ЦСКА и сборную Виктор Васильевич стал отрезать их от команды. Когда-то, рассказывали, Анатолий Тарасов мог пригласить репортеров на обед с игроками. В условиях, когда всем советским людям в загранпоездки выдавали ничтожные суточные и большинству журналистов приходилось питаться в номерах привезенными из Союза консервами, они это очень ценили. Сейчас многие молодые этого вообще не поймут, но тогда было так. Обед, ужин с командой становились для журналистов существенной статьей экономии, а заодно — и новые впечатления, и более тесные контакты с хоккеистами.

С другой стороны, во время еды идут разговоры, игроки расслаблены и могут что-то лишнее сболтнуть, поэтому Тихонов, не будучи сторонником такой практики, начал с отлучения прессы от команды. Включая даже Николая Озерова ».

Легенду о себе такими поступками создать было сложно. И хотя Тихонов по всем объективным показателям (взять хотя бы единственную в истории нашей страны победу в турнире с участием всех сильнейших — Кубке Канады-81, да еще с разгромом 8:1 в финале хозяев во главе со Скотти Боумэном, да еще и три олимпийских золота) — тренер феноменальный, о нем куда больше говорят как о жесточайшем диктаторе, начисто лишенном сострадания и других человеческих чувств.

Уверен, что во многом это несправедливо. Но Тарасов хотел очаровывать журналистов, и ему это с блеском удавалось. У Тихонова такого желания не было и в помине. И пресса платила ему той монетой, какой, по крайней мере, могла.

Хотя, объективности ради, Третьяк, когда я попросил его сравнить Тарасова с Тихоновым, сказал: