Игорь Рабинер - Герои не нашего времени. Харламов, Тарасов, Яшин, Бесков в рассказах родных, друзей и учеников

В чемпионском 79-м мы не больше 30 раз за сезон ночевали дома. У нас был закон: после игры Бесков вез в Тарасовку, мы ужинали, отдыхали, наутро вставали — зарядка, баня. Потом распускали по домам, но уже вечером снова собирали и везли на базу.

Молодым ребятам, не обремененным семьями, справиться с этим было легче. А нам-то надо обустраиваться! Это сейчас заказал все по Интернету, тебе привезли и поставили. Раньше нужно было самим все доставать, привозить, прикручивать. Если у нас появлялся выходной, мы разрывались на части, и времени ни на что не хватало. Отсюда напряг, который поначалу выдерживать еще можно было, а потом — все сложнее.

В 79-м атмосфера была гораздо лучше, чем в 80-м. Думаю, как ни странно, вся эта накрутка началась с… победы сборной над бразильцами на «Маракане». После нее никто уже не мог с Константином Ивановичем совладать — хотя это и так трудно было. Доказывать что-либо Бескову стало бесполезно. И когда кто-то сейчас говорит: «Я поспорил с Бесковым» — мне становится смешно — кто с ним мог спорить?!

За ту же Бразилию он футболистам пять или шесть «двоек» поставил. После победы! На «Маракане»! К тому же у нас в том сезоне расцвел талант Федора Черенкова, появился Сергей Родионов, другие молодые — Никонов, Калашников. И Бесков уже видел новую команду. А потому начал расставаться с людьми нашего поколения.

Вернулся 9 сентября — и вдруг звонит Варламов: «Георгий, ты должен завтра явиться в Тарасовку». Приезжаю, иду на взвешивание — как нарочно, с бронзовым загаром и в белых трусах. Константин Иванович смотрит на меня: «Бронзовые гладиаторы появились!» Встаю на весы — абсолютно игровой вес. Бесков в шоке. А у меня мало того, что нет склонности к лишнему весу, — я и в Алуште бегал, не собирался ведь карьеру заканчивать.

Выхожу на двустороннюю игру — в порядке. После нее все и решилось. Понимаю, что команда завтра летит в Люксембург играть на Кубок чемпионов, а мне домой ехать. И вдруг Бесков вызывает. Там еще сидит Андрей Петрович и говорит, что завтра еду с ними. Тут надо отдать Бескову должное, он благородно поступил, нигде не распространил информацию, что меня выгнал.

И я вернулся в команду. Единственное, было очень обидно, что против «Реала» в Кубке чемпионов не сыграл. Смотрел матч — сколько моментов у Сашки Калашникова было! Он промахивался — может, потому что в Европе это для него был дебют. И, конечно, внутри зудело: «А я бы…»

В команде оставался до той поры, пока точно не стало ясно: мы берем не золото, а серебро. И сразу после решающей игры с киевлянами опять начался «наезд». На первом же разборе понял: это все. Мы расстались, и я ушел в «Локомотив». Потом он приходил на матчи «Локомотива», хвалил: «Вот сейчас Ярцев снова играет так, как может!» Слышать такое было приятно, но о возвращении речи не шло. Поезд ушел.

Последний раз перед моим уходом мы виделись на награждении серебряными медалями. Потом за общим столом сидели. Но все было смазано, поскольку Вагиз в тот момент уходил в ЦСКА, и Бесков на меня совсем уж косо смотрел, думая, что в этом как-то поучаствовал. Так что какого-то прощального разговора у нас не получилось.

В какой-то момент я почувствовал с его стороны такое критическое отношение, что и сам, откровенно говоря, встал в позу. Идти к Старостину, пытаться остаться в ситуации, когда Бесков — а это знал точно — уже на другого нападающего надеется… »

Как только люди переставали быть действующими футболистами, Бесков превращался в совершенно другого человека. Георгий Ярцев рассказывает:

« Когда я принял решение об уходе, он сразу меня пригласил и сказал: «Ты должен пойти в ВШТ». Я мог в любой момент ему позвонить. Предположим, получал травму, играя за ветеранов, он приглашал в Тарасовку, чтобы оказали медицинскую помощь, мы с ним разговаривали. Он даже говорил: «Может, на теорию зайдешь?» — «Нет, Константин Иванович, я уже наслушался, пусть они слушают».

В мою бытность главным тренером «Спартака» Бесков однажды пришел под трибуны и спросил меня об игроках: «Ну как они?» Я ответил: «Да такие же, как и мы». Он даже похвалил мою работу. Наверное, Константин Иванович видел, что та команда стремилась играть в спартаковский футбол. Мне это доставило большое удовлетворение, и от теплых слов Бескова, конечно, я почувствовал радость ».

Вагиз Хидиятуллин:

« Бескова до его прихода в «Спартак» я особо не знал. Это ведь не нынешнее время с Интернетом, когда все обо всех известно. Слышал только, что он в «Динамо» играл и тренировал. Легендой он для меня не был. Вышел на тренировочное поле, сказал, что надеется на молодежь — и начали работать. А уж когда Константин Иванович лично мне стал говорить, что на меня возлагаются большие надежды — тут я по-настоящему проникся ответственностью за результат. И все пропускал через себя.

Кстати, именно Константин Иванович нашел мне место на поле. В юношеской сборной, в составе которой я в 77-м году выиграл чемпионат мира, действовал в полузащите — в центре или слева. А Бесков отодвинул меня в оборону, откуда не только разрешал, но и поощрял мои подключения вперед. За них меня в прессе даже «новым Беккенбауэром» называли. Слышать это было приятно, поскольку в детстве именно Кайзер Франц наряду с Осяниным был моим кумиром, и фотографии Беккенбауэра висели над моей кроватью в ростовском интернате.

На мой взгляд, проблемы 80-го года начались с… победы над сборной Бразилии на «Маракане». У Константина Ивановича эйфория проявлялась не в самоуспокоенности и снижении требований, а наоборот. Он начинал всех дергать, до каждого «докапываться».

Лично мне он то говорил, что пью, то подозревал, что закуску припрятываю. Я-то никогда не ел сразу после игры. Настолько выкладывался на поле, что голод начинал испытывать только глубокой ночью. И поэтому просил, чтобы мне в Тарасовке оставляли в холодильнике еду. Сначала выпивал пива, ноги «отпускало», а потом ночью начинал есть. Так Бесков в Венгрии, где мы выиграли то ли 4:1, то ли 4:0, начал на меня волком смотреть: «Опять закуску берешь с собой?»

И так доставалось всем, кроме Дасаева и Черенкова, которые для него были неприкосновенными. Спокойно все воспринимал только Саша Сорокин, у которого вместо кожи, по-моему, была броня. Остальные психовали. До поры до времени все сглаживал результат.

«Спартак» лидировал, но потом была московская Олимпиада, где сборная во главе с Бесковым в полуфинале проиграла ГДР. Сказался, думаю, мандраж, который, как многие заметили, охватывал его в решающих матчах. А я так хотел тот турнир выиграть! Словно чувствовал, что больше в моей жизни Олимпийских игр не будет. И был так опустошен после поражения, что Бесков увидел это и проявил несвойственный ему либерализм, отпустив меня в Сочи. Неделю ходил как зомби, только потом чуть отошел. Но куда ни зайду — везде моменты полуфинала показывают. Как назло.